Есть ли границы в интерпретации общей истории? Чтобы ответить на этот вопрос, в Москву съехались историки из Европы, Азии и стран СНГ. Точка отсчета — события восьмидесятилетней давности, к которым сегодня, решая сиюминутные задачи, очень часто обращаются политики.
Здесь никого не клеймят. Здесь пытаются разобраться, почему все-таки случилась эта самая страшная война человечества, историки из 20 стран.
Уже не выглядит парадоксом, что некоторые из них в Москве могут говорить то, что уже не могут говорить у себя на родине. И речь не только о странах ближнего зарубежья.
"Пока приходится констатировать, что историческая культура большинства европейских политиков деградирует самым серьезным образом. В качестве примера — недавно принятая резолюция Европарламента, которая возложила историческую вину за развязывание Второй мировой войны на Советский Союз. Этот документ не что иное, как продукт циничного, аморального и подлого политического заказа", — подчеркнул председатель Российского исторического общества, директор Службы внешней разведки России Сергей Нарышкин.
Каждый, с кем мы общались, так или иначе проводил одну мысль — история останется наукой, если только не растворится в политике.
Много языков, много гостей. Двое гостей особенно привлекают к себе внимание — это послы, послы Польши и Германии. Как раз посол Германии сейчас выступает.
"После окончания Второй мировой моя страна — Германия — снова смогла стать уважаемым членом мирового сообщества именно потому, что мы, собравшись с силами, честно заглянули в зеркало нашей истории". – отмечает посол ФРГ в России Геза Андреас фон Гайр.
Польский посол общаться с журналистами согласился не сразу.
- Как бы вы провели грань — где историческая наука, а где политическая трактовка. У вас есть такое личное определение?
"Эту грань очень сложно выявить: история лучшая учительница, но ученики у нее иногда бестолковые", — констатирует посол Польши в России Влодзимеж Марциняк.
Но подкрепить это бесспорное утверждение на примере польской государственной программы по сносу пятисот памятников господин Марчиняк не захотел.
Страшная трагедия Польши, брошенной союзниками в 1939 году на растерзание Гитлеру, и освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии в том же 1939 году от польской оккупации. Два факта, но разные трактовки.
"Для Белоруссии 1939 год — это акт исторической справедливости, воссоединение белорусского народа в едином государстве. Поэтому для нас это, безусловно, положительный момент. Я думаю, что польские коллеги трактуют это событие по-другому. Это их право", — примирительно заявляет директор Института истории национальной академии наук Белоруссии Вячеслав Данилович.
Чех Эмил Ворачек предлагает подумать: что, если Вторая мировая началась до 1 сентября 1939 года? Ведь уже шла война в Абиссинии, Манчжурии, Испании. Говорит спокойно. И взрывается, когда заходит речь о разделе Чехословакии в 1938 году — Мюнхенский сговор.
"Это был не раздел, а разбитие Чехословакии. Словакия пыталась основать свою собственную страну, представители марионеточного режима пригласили Гитлера и основали свою собственную Словацкую Республику", — добавляет представитель Института истории чешской академии наук Эмил Ворачек.
"Да, многие страны в то время присоединились к фашистам потому, что они считали, что Германия лучше защитит их интересы на международной арене. В тот момент, когда Британия правила, и не всегда благоприятно в отношении других стран. И это то, что нужно помнить", — говорит профессор Университета Бари (Италия) Антонио де Робертис.
Италия, Румыния, Польша, Болгария, Венгрия: подавляющее число европейских государств имело если не фашистские и профашистские, то, очень осторожно выражаясь, совсем недемократические режимы.
"Испанский режим, португальский режим. Даже в Прибалтике эти страны имели жесткие авторитарные режимы. Поэтому эта дискуссия тоже на повестке дня стоит", — расширяет границы дискуссии сопредседатель Российского исторического общества, академик РАН, научный руководитель Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян.
Это тема, которую старательно обходят европейские политики. А как не разобравшись, заглянуть в то самое зеркало истории – общей, европейской, совсем неоднозначной?
