"Вести в субботу" представляют материал о новом расследовании убийства царской семьи. Предыдущее следствие эту тему закрыло, сосредоточившись на опознании останков. А ведь с убийством все не так просто.
Время и место очевидны: Екатеринбург, июль 1918 года, Ипатьевский дом. Но вот почему расстреляли и царя, и детей? Дело не только в споре о том, был или не был приказ из Москвы от Свердлова или Ленина. Дело и в том, что было в голове у самих убийц. В чем же новость?
В газете "Московский Комсомолец" вышла примечательная статья Виктора Аксючица, который во времена того расследования был руководителем группы советников первого вице-премьера Бориса Немцова, возглавлявшего правительственную комиссию.
Заголовок: "Версия ритуального убийства царской семьи: расследование 90-х". Здесь же — фотография, где в том числе Виктор Аксючиц — у Патриарха Алексия. Автор пишет, что уже тогда в докладе следователя Соловьева содержался вывод о том, что "расстрел, а также посмертные манипуляции с телами погибших не имеют признаков так называемого ритуального убийства".
Вот уже целый век в центре дискуссии — надпись, обнаруженная еще колчаковским следствием на стене Ипатьевского дома. Это вроде как цитата из Гейне: "Вальтасар был в ту же ночь убит своими слугами". Именно от этой фразы отталкиваются те, кто считают, что казнь была ритуальной. Почему?
Куратор колчаковского следствия генерал Дитерихс утверждал, что она написана на немецко-еврейском жаргоне. Опять же почему? Следователь Соколов обратил внимание на то, что в последнем слоге слова "Вальтасар" присутствует лишняя бука t, из-за чего "Вальтасар" превращался в "Вальта — царь".
На самом деле такое написание встречается в немецком издании Гейне еще 1827 года. Есть оно в немецких изданиях и сегодня. А еще, насколько мы поняли из наших разговор с теми, кто вовлечен в расследование, в поле их внимания до сих пор не попала та версия, что вообще-то был один латыш, почерк которого напоминал тот, каким была сделана та надпись.
Рижский Медный всадник. Эту статую первому российскому императору открыл последний — Николай Второй. Но сегодня Петр явно не на своем месте — посреди парковки во дворе жилого дома в одном из спальных районов Риги. Буквально на задворках истории эта статуя оказалась, как и многое другое в Латвии, что связано с судьбой последнего царя. А между тем именно латыши находились рядом с Николаем Вторым до его последних дней.
Про латыша Алоиза Труппа, который пожелал разделить участь своего государя, мало вспоминают. "Вестям в субботу" удалось разыскать родственников верного камердинера. Его внучатая племянница живет в Латвии, на хуторе вдалеке от Риги.
"Наши мужчины все были рослые и красивые. Алоиз пошел служить вместо старшего в гвардию, и оттуда его Мария Федоровна взяла в прислугу", — говорит Анна Труппа, внучатая племянница Алоиза Труппа.
В 1998 году "петербуржца" из Латвии похоронили в Петропавловском соборе. На кадрах протокольной съемки гроб с телом камердинера в Екатерининский придел вносят первым. Если присмотреться, крест не восьмиконечный православный, а четырехконечный католический. Латыш Трупп — единственный католик, который похоронен в усыпальнице императоров. Русской Православной Церковью за рубежом камердинер царя канонизирован.
Это — первое телевизионное интервью кого-либо из семьи Труппов-Труопсов. Алоиза между собой родные называли просто — "петербуржец". О службе у царя в советское время говорить вслух было нельзя.
"У моего старшего брата Яниса взяли ДНК и отвезли в Америку для распознания останков. Я так понимаю, что это были Романовы, которые хотели все основательно выяснить", — сказала Анна Труопа.
В семье остались и другие немаловажные свидетельства. "По дороге в Екатеринбург на корабле "Русь" Алоиз встретил и опознал родственника, своего односельчанина Икауниекса. Его прислали конвоировать дочерей царя и Алексея", — рассказала Анна Труопа.
О том, что охрана царской семьи была "латышской", свидетельствовали и Николай Второй в своих дневниках, и комендант дома Ипатьева Юровский. Поименный список находившихся в доме в ночь расстрела не установило ни одно следствие, однако по косвенным источникам историкам ясно: в охране в тот день дежурили латыши. И все воспоминания очевидцев сходятся в одном и том же.
"Трое из латышей, кому Юровский предложил участвовать в расстреле царской семьи, сказали: "В детей стрелять не будем". Тогда у них он взял оружие как у людей, которые не хотят исполнить революционный долг. Это у Юровского в объяснительной записке написано", — отметил Эрик Жагарс, историк, заслуженный деятель культуры Латвийской ССР.
"В этом смысле, слава Богу, царской крови на латышах нет. Охраняли или нет, я не знаю, но регулярные части военные туда вошли через несколько дней после массового убийства", — подчеркнул историк, автор книги "Латышские стрелки" Манфред Шпенс-Шнеппе.
Но свой след в доме Ипатьева латыши все же могли оставить в прямом смысле. Речь идет о загадочной карандашной надписи, которая была обнаружена следователями на обоях и не дает покоя историкам уже целое столетие.
По одной из версий, автор надписи — комиссар типографии Уральского военного округа латыш Ян Свикке. Его внучка Лиесма тоже впервые дает интервью. Дед не раз упоминал, что служил в Екатеринбурге в роковом июле 1918 года.
Будучи знаком с бывшими охранниками, своими земляками, Свикке теоретически мог оказаться в доме Ипатьева, но уже после убийства царской семьи. Он прекрасно владел немецким языком.
Надпись Belsatzar. Этот вариант ее написания породил множество толкований. И одна из версий даже связала цитату с латышским языком, согласно которой слово, belsat, жаргонизм в значении "балда", "дурак". Однако в современном латышском это слово не присутствует, есть только похожее – belziens — "удар". Чтобы установить автора надписи, обращаемся в графологическую экспертизу.
"Надпись совершена в горизонтальном состоянии, то есть на стене. Обязательно здесь происходит искажение, а здесь эта запись явно делается за столом", — отметил Юлиус Аншин, председатель правления Ассоциации независимых экспертов Латвии Международной федерации независимых экспертов.
Рукописный архив Свикке, который долгое время преподавал в Латвийском университете, хранится в Военном музее Латвии, однако в доступе туда нашей съемочной группе отказали. По копиям экспертам работать практически невозможно.
"Какие-то элементы там видны. элементы схожести, где-то два элемента. Больше найти здесь ничего невозможно, не хватает сравнительного материала", — сказал Юлиус Аншин.
В итоге был ли латышский комиссар из типографии тем самым, кто оставил карандашную надпись в доме Ипатьева, со стопроцентной уверенностью сказать нельзя.
Когда комендант дома особого назначения Юровский поставил перед слугами выбор, уйти или остаться, Трупп написал расписку. Здесь он соглашается быть на равном состоянии, то есть заключенным, как и семья Романовых. Даже на фото видна его военная выправка.
Каждому, кто бывал в Риге знакомо это место. Памятник Свободы, главный монумент страны, был торжественно открыт в 1935 году. Кстати, от сноса в советское время его спасла скульптор Вера Мухина. Почти на этом же месте с разницей в несколько метров до памятника Свободы и стоял наш Петр Первый.
Уникальные кадры. 1910 год. Последний визит Николая Второго в Ригу. Уже через четыре года после открытия – война. Памятник решают эвакуировать перед наступлением. Корабль с монументом пойдет ко дну, памятник поднимут на поверхность в 30-е годы и уже так и не вернут на место. А вот место латышей в судьбе последней царской семьи еще только предстоит изучить до конца.
Что в сухом остатке? Очень даже похоже, что злосчастная надпись была сделана после расстрела и не тем, кто расстреливал. Соответственно, как она доказывает "ритуальное убийство"? Никак. Но не будем забывать, что помимо убийства в центре внимания – идентификация останков.
По итогам этого года можно сказать следующее: "Вести в субботу", конечно, не следствие, но одна за другой повторные экспертизы вновь показывают: те, кто найдены в Поросенковом логу, — это все-таки расстрелянная царская семья и ее окружение. И мы бы очень хотели, чтобы в этом деле была поставлена точка. Пора бы. Но не будем никого и торопить, чтобы через 20 лет не пришлось читать новые статьи в "Московском комсомольце".
