Министерство здравоохранения РФ не намерено сокращать закупку зарубежных препаратов, которые не имеют аналогов в РФ. Об этом в интервью "Вестям в субботу" заявила глава ведомства Вероника Скворцова. Импортных лекарств в России продается 45%. Много, но все-таки меньше половины. Но вот если в денежном выражении, то все 76%. И это на фоне девальвации. Проблема. Этому, в частности, была посвящена поездка премьер-министра Дмитрия Медведева в Уфу.
- Вероника Игоревна, приведите пример лекарств из списка жизненно необходимых?
- "Диабетон". Это сахароснижающий препарат. Есть аналог этого препарата российского происхождения. С середины 2013 года все лекарства выписываются по международному непатентованному наименованию, не по торговым названиям. И каждая аптека должна представлять перечень возможных аналогов на корневое непатентованное наименование. Эти препараты — полные аналоги. Хотя практика показывает, что некоторые минимальные изменения в эффекте могут быть связанные с переходом с одного аналога на другой.
- Люди жалуются, что некоторые препараты пропали из продажи?
- "Диабетон" был другой торговой марки. Этот препарат также производится в России.
- Пожилых людей можно понять, потому что они привыкли к какому-то одному названию. Непонятно, какой критерий применяется при повышении цен. Какие лекарства и на сколько могут подорожать, учитывая последние хаотичные события вокруг цен?
- Несколько лет назад в России был создан перечень жизненно важных препаратов. Это те препараты, на которые государство жестко регистрирует цену. Эта цена предельная и максимальная, и выше нее производители не могут торговать свои препараты. И точно так же каждый субъект Российской Федерации устанавливает максимальные оптовые и розничные надбавки к препарату. Перечень этот пересматривается регулярно. Последний раз он был пересмотрен в конце 2014 года. Дополнительно включены 50 непатентованных наименований. Сейчас это уже 608 наименований. Также включены лекарственные формы. В целом этот перечень, который государство контролирует и регулирует цены на него, составляет почти 20 тысяч препаратов разных форм по 608 непатентованным наименованиям. Опыт 2014 года показал, что даже с учетом сложных месяцев — ноября и декабря — у нас по этим препаратам цена поднялась минимально: в рознице — 0,35%, в госпитальном сегменте — чуть больше 4%.
- Но все жалуются на взлет цен. Это означает, что взлетели цены на другие препараты?
- Безусловно. Если говорить о жизненно важных препаратах, мы делим для себя их на три категории по стоимости: низкий сегмент — до 50 рублей на упаковку, средний — 50- 500, выше 500 — это высокий сегмент. На самом деле ни на один сегмент выше предельных цен не поднялся. Это важно и невозможно, потому что запрещено законом.
- Там, где цены поднялись, были прокурорские проверки?
- Этого не было. Мы перепроверяли. Проблема заключалась в том, что на начало 2014 года цены на ряд жизненно важных препаратов были ниже предельного потолка. Мы наблюдаем, что на ряд препаратов цены поднялись на 6-7%, но это все равно ниже предельного зарегистрированного потолка. Я бы хотела это подчеркнуть. Мы сейчас перешли от ежемесячного мониторинга к еженедельной аналитике. Мы анализируем 150 топ-наименований, которые больше всего востребованы населением во всех регионах. За январь цены на жизненно важные препараты выросли примерно на 5,6-5,9%. За последнюю неделю мы видим тенденцию к снижению цен за счет того, что у нас был пик некоторого увеличения оптовых надбавок.
- И нервозности, связанной с девальвацией.
- В целом мы сейчас оцениваем ситуацию как стабильную. Есть единственный нюанс: нижний стоимостной сегмент находится на пределе минимальной рентабельности. Чтобы у нас не было вымывания ассортимента жизненно-важных препаратов, чтобы не получилось так, что уйдет вообще дешевый сегмент и заменится более дорогими лекарствами, мы внесли предложение, которое было поддержано правительством. Правительство вносит в Государственную Думу законопроект по разовой индексации препаратов нижнего стоимостного сегмента. Эта разовая индексация, она позволит несколько увеличить рентабельность, чтобы эти препараты остались на рынке. Но на сегодняшний день весь ассортимент полностью сохранен, то есть так называемой дефектуры, когда кто-то уходит с рынка, нет ни по одному препарату.
- Однако есть и другие препараты, которые не относятся к списку жизненно необходимых, и цены на них взлетели серьезно.
- Безусловно.
- Что можно сделать, чтобы обуздать рост цен на эти лекарства?
- Государство не контролирует цены на эти препараты и не имеет на это полномочий.
- То есть это чистый рынок?
- Это чистый рынок. Но мы проанализировали перечень тех препаратов, которые входят в жизненно важный список, а также тех, которые не входят. Половина из препаратов, которые не входят, могут быть заменены аналогами из жизненно важного перечня. И это очень важно. Поэтому мы сейчас проводим большую работу с субъектами Российской Федерации, чтобы при закупках они ориентировались прежде всего на жизненно важные препараты. Другой момент, чтобы они правильно планировали закупочную политику, потому что уже сейчас, согласно результатам января, 44 региона из 85 перешли на централизованные закупки. То есть это те совместные торги, которые проводит региональный центр с конкретными медицинскими организациями. Такая централизация позволяет за счет вала, за счет опта существенно сэкономить в цене — до 30% стоимости. Использование этих оптимизирующих закупочных механизмов — очень важный момент. Кроме того, мы предложили регионам — и сейчас этот механизм повсеместно будем внедрять — формирование долгосрочных контрактов – на 3, на 7 лет — с фиксированной ценой на сегодняшний день. Это тоже важно, и в этом случае контракт будет способствовать удержанию цены.
- Понятно, что вы держите в голове тысячи названий лекарств, а также множество цифр, но все-таки есть какой-то пример, который вас поистине возмутил, где вы применили, может быть, ручное управление, чтобы сбить цену?
- Мы не по каждому препарату работаем. Мы еженедельно встречаемся с главными дистрибуторами, оптовиками. Это 5-6 крупнейших компаний, которые несут ответственность за большую часть нашего отечественного рынка. Были прецеденты, когда оптовые надбавки, а также рентабельность были повышены вслед за ажиотажным спросом конца декабря. Сейчас мы видим обратную тенденцию. Люди патриотически настроены.
- Вы имеете в виду из числа дистрибуторов?
- Однозначно. Мы контролируем оптовые надбавки и работаем с сетевыми аптечными структурами. Конечно, есть негативные примеры. Мы проанализировали ситуацию и выявили, что больше всего повышение коснулось таких распространенных препаратов как "Аллахол", "Циннаризин", "Корвалол". Это не жизненно важные препараты.
- Но привычные.
- В разных регионах привычные. В одних регионах повышение цен было на 30-40%, а в других — в два с половиной раза. Формально мы не можем на это повлиять, но можем эти препараты заменить отдаленными аналогами с близким действием на препараты из списка жизненно важных лекарств. Скажем, "Циннаризин" мы можем заменить "Винпоцетином". Функциональный класс этих лекарств очень близок, действуют они аналогично.
- А на этот препарат действует государственный ограничитель?
- Цена на этот препарат достаточно низкая цена, такая, как была в декабре и октябре.
- Есть одно рациональное объяснение, почему могут расти цены на лекарство. Это цены на импортные лекарства. Умножили цену в евро, по которой препарат "въехал" в Россию на новый курс, плюс 45%. Согласно статистике, в денежном выражении — 76%, а в пачках — 45% лекарств в России импортные. Если посмотреть на рост цен на некоторые импортные лекарства, он, как ни странно, меньше, чем процент девальвации. То есть это не курс евро умноженный, а меньше. Почему? Как это достигается? За счет того, что препараты импортные или производятся под импортным названием в России? Где тот механизм, который можно использовать во благо людей?
- Жизненно важный перечень содержит большое количество импортных препаратов. Отечественные препараты по номенклатуре занимают 67%, остальные — импортные. То же самое касается перечней, которые мы приняли, минимального аптечного ассортимента, дорогостоящих льготных препаратов. Везде от 60 до 72% – это отечественные препараты. Это значит, что цены на импортные лекарства мы тоже держим. Иногда мы сталкиваемся с ситуацией, что рентабельность импортных препаратов внутри нашей страны существенно выше той максимальной рентабельности, которая закладывается, скажем, в Евросоюзе. Это касается и лекарств, и изделий. Иногда в разы выше за счет того, что цепочка дистрибуторов так устроена, что на каждом этапе цены немножко накручиваются. Прибыль такая, что за счет нашего рынка огромного, за счет вала, даже если рентабельность чуть-чуть снижается, она все равно существенно выше, чем то, что импортные препараты могут получить, скажем, в странах Западной и Восточной Европы.
- То есть у вас есть возможность обращаться к дистрибуторам словами: ребята, окститесь?
- Однозначно. Мы работаем и с производителями напрямую, и с дистрибуторами, и с аптечными сетями. Мы ввели в закон изменения, которые позволяют нам до 1 июля пересмотреть в целом систему ценообразования на лекарства по стране. Это делается вместе со службой по тарифам, вместе с Минэкономразвития, с ФАС и с некоторыми другими ответственными ведомствами. И мы хотим заложить в новую формулу референтные цены с сопоставление не только по странам-производителям этих препаратов, но и по наиболее знаковым странам, а также внутри нашей территории. Кроме того, максимальный предел на рентабельность. Во всем мире рентабельность не должна превышать 30%. У нас это тоже должно быть.
- А у нас маржу закладывают побольше?
- По-разному, иногда намного больше. Еще один момент, который должен быть заложен: никогда оригинальный препарат не должен стоить дешевле, чем его аналог — воспроизведенный дженерик. Фактически во всех странах система устроена так, что первый дженерик дешевле оригинала минимум на 10%, второй дженерик дешевле первого дженерика и так далее. Это приводит к тому, что рынок сам регулирует количество дженериков на один препарат. И такого безобразия, которое до последнего времени у нас творилось, что на один препарат было 240 дженериков, нет. И не случайно люди боятся и не знают, чему отдать приоритет. Они знают одно название и боятся, что все остальное лишь отдаленно напоминает нужный препарат. Причина этого также заключается и в плохой разъяснительной работе, в некачественной работе некоторых аптек.
- Недавно вышел новый федеральный закон с замечательным названием — "О внесении изменений в отдельный закон РФ в части противодействия обороту фальсифицированных, контрафактных, недоброкачественных лекарств". Но в этом перечислении есть еще такое слово — "незарегистрированных". В Интернете идет целая кампания, в том числе в ваш адрес, от имени тех людей, который страдают, например, туберозным склерозом и эпилепсией и которые пользовались незарегистрированными в России иностранными лекарствами. Их получали по знакомству, при помощи Интернета. Это проблема?
- Нет, проблемы нет, потому что приказами Минздрава определено, что консилиум врачей в федеральном учреждении, которое наблюдает эти редкие заболевания, принимает решение о закупке для конкретного больного незарегистрированного препарата.
- То есть все-таки можно?
- Это разрешено. Министерство здравоохранения имеет максимальный регламент – пятидневный — на то, чтобы дать разрешение на ввоз. Обычно — мы провели анализ за 2014 год — это два-три дня. За два дня получается разрешение, и лекарство ввозится.
- Вы успокоили многих. Интернет-дискуссии на эту тему очень жаркие. Есть еще один подзаконный акт. Речь идет об ограничении импорта медицинского оборудования. Если на конкурс поступят не менее двух заявок с предложениями о поставке медицинских изделий из России, а также Армении, Белоруссии или Казахстана, то заявки по изделиям из других стран будут отклонены. Но справится ли наша медицинская промышленность со всеми нуждами? В Интернете кое-кто из ваших коллег-медиков жаловался на то, что катетеры и шприцы российского производства неконкурентоспособны?
- Если мы посмотрим на перечень в приложении к этому документу, в него входят только выверенные позиции, которые однозначно не уступают в качестве и производятся в России минимум двумя производителями. Если говорить о большой технике, туда вошли компьютерные томографы до 64 срезов. В Москве и Санкт-Петербурге эти модели прекрасно выпускаются. Это фактически локализованное производство крупнейших компаний – GE и Philips. Наши рентгеновские цифровые установки, маммографы, оборудование для операционных, прикроватные сердечно-сосудистых мониторы, консоли и масса различных анализаторов и лабораторной техники соответствуют лучшим мировым образцам. Специальное устройство для острого синтеза, имплантаты для острого синтеза при переломах длинных трубчатых костей — все это не уступает по качеству иностранным аналогам. На мой взгляд, очень правильно, что этот документ был принят, потому что это позволит нам развивать собственный рынок, укрепит экономику нашей страны, при этом пациенты нисколько от этого не проиграют.
- Поставлена задача, чтобы было больше отечественных лекарств. Наша медицинская промышленность способна оперативно заменить многие привычные россиянам импортные лекарства?
- Задача была поставлена в рамках работы программы президентской комиссии по модернизации в 2010 году. И с 2012 года система заработала. На сегодняшний день в национальном календаре прививок из 12 инфекций девять полностью производятся по полному циклу в России. Это вакцины, начиная с субстанций, что для нас принципиально важно, потому что это популяционное влияние на население. Только за этот год открыто два новых прекрасных завода. Я их посетила.
- Где?
- В Рязанской области — завод "Форт". Он производит лучшие в мире противогриппозные вакцины не только для взрослых, но и для детей, в том числе для грудничков и беременных женщин. Второй завод — в Кировской области. Он откроется совсем скоро и будет выпускать инактивированную вакцину против полиомиелита, а также 13-валентную вакцину против пневмококка. Таким образом эта проблема тоже будет решена. Плюс к этому у нас закончилась реорганизация нескольких заводов "Микрогена". В Томской области — новые корпуса "Микрогена". Они тоже выпускают прекрасные иммунные и биоиммунные препараты. Это касается не только иммунобиологии, но и других направлений. У нас очень стремительно развивается корпорация "Генериум" во Владимирской области, в Коврове. Фактически она стала площадкой для инновационных препаратов многих европейских и даже американских лекарств. Есть так называемые таргетные препараты, биоаналоговые, в том числе онкологические, есть препараты, связанные с лечебными вакцинами. Они не самые популярные, но когда, скажем, есть токсический грипп тяжелый и речь идет о жизни и смерти, дозы этого препарата — очень дорого — достаточно для того, чтобы процесс остановить. Эти препараты сейчас в активной стадии внедрения. И вообще 2015 год будет связан с мощным стимулом к инновационному развитию медицины. Мы пять лет готовили законопроект по клеточными и тканевым технологиям и обсуждали его с огромным количеством наших лучших специалистов во всех регионах, приглашали международных экспертов. Мы сделали очень качественный акт, который соответствует лучшим образцам, и если он сейчас будет принят в Государственной Думе, откроются ворота для абсолютно новых продуктов, искусственных органов, которые за последние два года мы уже научились создавать из клеток человека, например, аутологичную трахею. Мы научились создавать доли печени аутологичной, кожу, слизистые. Сейчас идет стремительное развитие. И мы вынуждены были это все придерживать до выхода закона. Кроме того, мы еще один законопроект подготовили по фактически внедрению трансляционной медицины. Это та прореха, которая у нас всегда была между наукой и широким массовым применением на практике, это необходимость отработки, апробации и ответственность за внедрение того, что заслуживает внимания. Подвижки будут обязательно.
- Что делать с препаратами, которые не имеют аналогов и не производятся у нас, несмотря на расширение медицинской промышленности, о котором вы говорите?
- Так же закупать, как мы их закупали раньше.
- Не будете сокращать, исходя из нынешних экономических реалий?
- Об этом речи нет. Более того, мы поддерживаем отношения со всеми транснациональными корпорациями так называемого Big Pharma, и никто из этих корпораций не планирует уходить с нашего рынка.
- На какие-нибудь санкции ссылались?
- Я боюсь говорить, чтобы не сглазить, но об этом сейчас вообще разговора нет. Все понимают, удерживают цены, и мы очень надеемся, что никаких скачков цен у нас не будет.
- Прозвучали прогнозы о том, что лекарства еще могут подняться в цене на 15-20%. Вы с этими прогнозами согласны? Может быть, цифра будет все-таки меньше?
- Что касается ближайших двух месяцев, мы надеемся, что цены значимо подниматься не будут. Скажу, почему. Почувствовав приближение кризиса, Минздрав успел, начиная с конца октября, совершить не просто централизованные закупки, обеспечить население страны всеми дорогостоящими препаратами, включая весь летний период до сентября. У нас есть препараты, они куплены по старым ценам. Но также мы провели работу с регионами. Регионы тоже закупились. По-разному. От трех месяцев до девяти запасов хватит. Эти запасы в регионах созданы на основные препараты и госпитального сегмента, и амбулаторного. Могут быть какие-то спекулятивные нарушения. Проще будет, если мы о них просто будем знать, потому что отрегулировать любое нарушение можно точечно и достаточно быстро.
- Куда людям обращаться с жалобами – к вам или сразу в прокуратуру?
- Обращаться можно и в прокуратуру, и к нам, и в региональные отделения Минздрава, и в департаменты, потому что мы все сейчас – одна команда. Кризисные явления необычайно сплотили отрасль. Все 85 регионов, 85 министров, 85 руководителей территориальных фондов ОМС — это команда. Мы два раза в неделю все вместе общаемся. Все, что происходит сейчас в стране, — это достояние всей страны. Мы помогаем быстро "разруливать" эти ситуации.
