В эти дни в России и за рубежом вспоминают нашего соотечественника, с чьим именем связана эпоха в международных отношениях. Сто лет назад родился Андрей Андреевич Громыко. Глава советского МИДа был бескомпромиссен, когда дело касалось интересов страны – качество, на первый взгляд, чуждое дипломатии. Но именно твердость "Мистера Нет" помогла отвести угрозу совсем не холодной войны с идеологическим противником.
Если сложить все подписанные им международные соглашения одно на другое, получится стопка высотой с Монблан. Аккуратный автограф Андрея Громыко стоит на уставе ООН, Хельсинском акте, соглашениях по СНВ и нераспространению, на документах Ялты и Потсдама. Он буквально творил историю. Весь послевоенный миропорядок – во многом детище Громыко.
"Мирное сосуществование, широкое международное сотрудничество – вот основы советской внешней политики", – заявлял Андрей Громыко с трибуны Организации Объединенных Наций.
Белорусский мальчик из захолустной деревни Старые Громыки под Гомелем, получил образование экономиста и в тридцать лет неожиданно был направлен комиссией ЦК ВКП(б) на службу в наркомат иностранных дел. Глава советской дипломатии Молотов сказал о нем: "Он неопытный, но честный. Этот не подведет". И Громыко не подвел. Когда обсуждался устав ООН, американская делегация жестко выступила против права вето у великих держав. В воздухе запахло скандалом. Но Громыко сделал невозможное. Он переубедил Вашингтон. Советское правительство наградило его орденом Ленина, а американская пресса прозвищем "Мистер Нет". Помимо характера, для неуступчивости у него была и глубоко личная причина. Два брата Андрея Громыко не вернулись с войны, и он считал, что отвечает не только перед страной и руководством, но и перед их памятью.
"Мне запомнилась у него такая фраза, что когда я веду сложные переговоры, они как будто стоят у меня за спиной и говорят: "Не уступай, Андрей. Это не твое, это – наше общее", – вспоминает сын бывшего министра иностранных дел СССР Анатолий Громыко.
Западные коллеги сравнивали его с бормашиной. Настолько непреклонен и дотошен был Громыко на переговорах. Феноменальная память позволяла ему загонять в угол любых собеседников. И все это спокойно, вежливо и сухо. Почти без эмоций. Историю, когда ему пришлось молотить кулаками по столу в ООН в знак солидарности с генсеком Хрущевым, который стучал по столу ботинком, Громыко переживал как личный позор.
Сам он вспылил лишь однажды. Когда советские ВВС сбили странным образом попавший в наше воздушное пространство южнокорейский "Боинг", госсекретарь США Шульц, пытаясь представить Москву международным разбойником, захотел изменить повестку дня переговоров. Громыко ответил отказом. "Значит, говорить не о чем", – заявил Шульц. Реакция советского министра всех ошеломила.
"Он встал и через стол резко бросил ему в лицо: "Если вы не хотите говорить, значит беседы не будет". И Шульц сдался. Cразу сказал: "Нет, я хочу вести беседу". И беседа пошла по той теме, по которой хотел Громыко", – рассказывает переводчик Виктор Суходрев.
C Громыко было тяжело не только контрпартнерам, но и ближайшим сотрудникам. Он не терпел ответов "не знаю", "не помню" и "может быть". Будучи трудоголиком, работал до глубокой ночи и другим расслабиться не давал.
"Он начинал работать в 9 утра. В девять-десять он уезжал из МИДа с папкой бумаг и читал их дома до часу, до двух ночи. Если ему не нравился какой-то из подготовленных нами документов, он говорил: "Ленитесь вы, ленитесь". Потом посмотрел на часы и говорит: "А сколько сейчас времени? Полвторого? Но все равно вы ленитесь"", – добавляет штрихи к портрету советского министра иностранных дел Валентин Фалин, бывший посол СССР в ФРГ (1971-1978), который в 1964 году возглавлял группу советников министра иностранных дел.
Он руководил советским МИДом 28 лет. Этот рекорд не побит до сих пор. У Громыко был принцип: держаться подальше от подковерных интриг. Он изменил ему единственный раз, предложив на Политбюро избрать новым генсеком молодого и энергичного Михаила Горбачева.
С этого момента его карьера пошла на спад. Дипломат-ветеран оказался не нужен, и Громыко ушел на пенсию.
Перестройка и гласность повергли его в состояние шока. Однажды, увидев, как по телевизору главу государства буквально обливают помоями, Андрей Андреевич не выдержал.
"Он встал, перекрестился и сказал: "Слава богу, что меня там нет", – говорит Анатолий Андреевич Громыко.
Аневризма его брюшной аорты лопнула в ту ночь, когда он закончил писать мемуары. До распада страны, интересы которой Андрей Громыко так долго и искренне защищал, он не дожил два года.
