В 1976 году вышла повесть Валентина Распутина "Прощание с Матерой" – о деревне на острове посередине Ангары, которую вот-вот должны были затопить в связи со строительством Братской ГЭС. Повесть о деревне Матере и ее жителях. О горе тех, кто хотел жить на родной земле. Прототипом Матеры был затопленный поселок Горный Куй: детство писателя прошло в селе Аталанка неподалеку от этого затопления.
"Деревенская проза", представителем которой был Валентин Григорьевич, перестала быть модной несколько десятилетий назад. История Матеры забылась, как и истории других затоплений по всей стране. Одно за другим подрастали поколения, для которых новый ландшафт не был новым, они другого не знали. А традиция интересоваться жизнью исчезнувших мест давно утрачена.
Во время строительства водохранилищ, искусственных резервуаров и гидроэлектростанций в СССР были затоплены тысячи населенных пунктов. Бесследно исчезли под водой Ставрополь-на-Волге, Корчева, Пучеж, Весьегонск. Под водой скрылись Калязин и Молога, выставив в память о себе посреди воды разрушающиеся колокольни.
А в Белозерском районе Вологодской области на левом берегу Шексны было село Крохино. И в нем церковь (чтобы деревню называли селом, в ней обязательно должен быть храм). Церковь Рождества Христова в Крохине была построена в конце XVIII – начале XIX веков в стиле позднего барокко. И храм, и все село просуществовали до 1961 года, когда при наполнении Шекснинского водохранилища они скрылись под водой. Но не до конца: часть церкви тонуть "не пожелала" и осталась стоять посередине водного пути.
Спустя полвека, затоплениями в СССР и, в частности, в Крохине заинтересовалась студентка Анор Тукаева. Заинтересовалась настолько, что после поездки туда основала благотворительный фонд "Центр возрождения культурного наследия "Крохино". В 2016 году Анор стала лауреатом международной общественной премии имени А.И. Комеча "За общественно значимую гражданскую позицию в деле защиты и сохранения культурного наследия России", в 2017-м — лауреатом Национальной премии "Культурное наследие".
Каждый год Анор Тукаева едет на Вологодчину, где по мере сил восстанавливает храм. Работает с единомышленниками "на земле", но, по большей части, в воде, чтобы сохранить это уникальное место для человечества.
Как только в Вологодской области сняли карантин, Анор открыла новый сезон и приглашает волонтеров присоединиться к ней, оказать посильную помощь. Накануне ее отъезда мы говорим о ценности храма и месте, исторической памяти, что уже сделано и еще предстоит выполнить.
- Церковь Рождества Христова в Крохине. Почему вам настолько важно сохранить, восстановить это место, что ему посвящен отдельный благотворительный фонд?
- Место действительно исторически очень важное. Когда-то здесь располагался древний город Белоозеро. Тот самый, который упоминался в летописи 862-го года. Первые записи о Крохине датируются XV веком. К этому времени после эпидемии чумы город переходит на новое место (где он остается по сей день), и в Летописи можно прочесть о маленькой деревеньке Крохино на окраине Белоозера. Деревня начинает быстро расти и развиваться, в том числе благодаря "водной" монополии: Крохино расположено в истоке реки Шексны из Белого озера, и все суда, которые до прорытия канала в 1843-1846-х годах шли мимо, там перегружались в лодки.
Перегружались неслучайно. Озеро очень штормовое, его могли пройти только специальные лодки-белозерки: они были тяжелые, устойчивые и выдерживали эти шторма. Кто не перегружался, тонул. К примеру, сохранилось упоминание о том, что "буря 27 августа 1832 года потопила 62 судна" (А.С. Николаев, С. М. Житков "Краткий исторический очерк развития водяных и сухопутных сообщений и торговых портов в России". —1900).
Кстати, именно поэтому в Белозерске было много церквей: возвращаясь живыми из страшных походов, купцы благодарили Господа и ставили храм. Это был маленький северный Суздаль, где на 5 тысяч человек было 17 церквей. Практически каждый перекресток украшал большой красивый храм. Я рассказываю, чтобы вы поняли — место всегда было стратегически важным: археологи находили свидетельства поселений в тех местах, датируемые вторым тысячелетием до нашей эры. Это значит, что люди селились там всегда.
Если вернуться к истории Крохина, то к XVIII веку он стал уже безуездным городом (населенный пункт, пользовавшийся правами города, но не являвшийся административным центром уезда), вторым по величине в Белозерском уезде. Наверное, он так бы и оставался маленьким городком, но в XIX веке прорывают Белозерский обводной канал, поэтому свое монополистское значение Крохино теряет и становится обычным селом. Крепким, но селом. И вплоть до середины XX века Крохино – второе по численности в районе и достаточно зажиточное село. Но потом принимается решение о затоплении...
На самом деле затоплено было много всего и не только на Севере – по всей стране. Это масштабная история затопления, о которой мы практически ничего не знаем, потому что, когда пишут про стройки века, про строительство ГЭС, в текстах нет ни слова о затоплениях и переселениях. Я заинтересовалась этой темой в 2008 году, и она меня зацепила.
История затопления в России началась в 1930-х годах. Сначала строили (и затапливали) ближе к Москве – так появился Канал имени Москвы. Дальше на север через Тверскую, Ярославскую, Вологодскую и Ленинградскую области. Потом пришла очередь сибирских рек.
Вологодскую область затапливали в начале 60-х годов. Уровень воды поднимали с 61-го по 63-й годы. К переселению готовились 10 лет – разбирали дома...
- Я знала о затоплениях, потому что мы из-за папы оказались в Тверской области. И я читала об этом. Многое рассказывали друзья родителей. Но сейчас, действительно, мало кто знает о них.
- В официальных источниках о затоплениях практически не упоминается, поэтому до 23 лет я о них ничего не слышала. А когда узнала, мне стало интересно – что сохранилось в зоне затопления. Сразу нашла Калязинскую колокольню и в тот же год к ней съездила. И только потом узнала, что есть Крохинский храм, доживающий последние дни. Упоминаний о нем было крайне мало, но мне очень захотелось его посетить. Увидеть его, запечатлеть. Тем более, что было понятно – храм вот-вот должен рухнуть. И в 2009 году я к нему отправилась...
- Это было сознательное решение? Вы не просто поехали путешествовать по северу, а хотели увидеть именно этот храм?
- Абсолютно целенаправленно. Маршрут был через Вологду, через Кириллов, но ехали мы в Крохино. Мы и зимой поехали специально и осознанно, чтобы подобраться к нему по льду, потому что было непонятно, где конкретно он находится: если очень далеко от берега, вдруг мы не сумеем найти лодку. А зимой можно дойти пешком по льду, что мы, собственно, и сделали.
Почему он важен? Так на всем пространстве затопленных территорий не осталось ни одного храма. Он последний. Первые храмы взрывались. Позже вместе с другими сооружениями церкви стали разбирать перед затоплением: они могли помешать навигации, стать естественным препятствием для судов. Та же Калязинская колокольня сохранилась, поскольку она была навигационным знаком в изгибе речного русла. И ее оставили именно как навигационный знак, а не для красоты – как нам хотелось бы верить. Ее довольно поздно обваловали – спустя 40 лет после затопления. И это чудо, что она достояла до обвалования (система заградительных сооружений для защиты территорий, подверженных потенциальному затоплению) и сохранилась до сих пор.
На Белом озере та же история: оставляют два храма – Крохинский и еще один в устье реки Ковжи на противоположном конце озера (все остальные разрушают) и на них размещают маяки зоны затопления. Собственно храм потому и сохранился. В качестве маяка он был даже обозначен на речных картах тех лет, лоциях. У меня есть копия фрагмента одной лоции, где показано, куда и какой интенсивности направлен свет из маяка-храма.
Маяки обслуживались 10 лет с 53-го до начала 60-х годов. Это был тяжелый труд, потому что большие газовые баллоны (для горения света) каждую неделю нужно было поднимать наверх на руках. В 60-х необходимость в маяках пропала: русло реки немного спрямили, установили современные бакены. Эксплуатация храма на этом прекратилась.
Поэтому мы говорим, что это проект сохранения и консервации храма-маяка в Крохино. Речь идет не о восстановлении храма, а о его консервации. Восстановление в данном случае равносильно новоделу – храм сильно руинирован. Колокольня в более целостном состоянии, и она будет отреставрирована, а остальную часть законсервируют, чтобы с ее помощью рассказать историю затоплений и всего, что происходило в этих местах в советское время. Мне кажется, что безвременье, абсолютное безразличие той эпохи ко всему – особенно горькая часть советской истории. И стены храма, их вид хранят ее в себе.
- Вы говорите про сохранение памяти, тогда надо сразу думать о создании в Крохине музея затоплений. Нет такой идеи?
- У нас не только идея, но и хороший задел, потому что воспоминания переселенцев мы начали собирать с 2011-го года. Практически сразу, как занялись храмом, все записывали на диктофон. Эти истории легли в основу виртуального музея "Незатопленные истории Белого озера". В прошлом году мы выпустили одноименный документальный фильм "Незатопленная история Белого озера".
Позже мы осознали, что стоит говорить не только о Белом озере, но обо всех незатопленных историях страны. Мы объединили 65 региональных музеев работающих на территориях, затронутых историей затопления, собрали колоссальное количество материала и продолжим эту тему развивать. В этом году у нас должна была пройти выставка в Музее архитектуры имени Щусева, но из-за пандемии она не открылась...
Многие воспринимают окружающий ландшафт как данность. И родившиеся в Белозерске тоже. Перед глазами Волго-Балт, Белое озеро в этих берегах. И если не знать, что здесь все затоплено, что берега были другими, кажется, будто все так всегда и выглядело. Очень трудно представить себе другую жизнь. Поэтому так важно сохранить и донести до людей историю этого края и затоплений по всей стране. Поэтому, я надеюсь на очень долгий проект. Возможно он даже переживет проект по консервации храма.
- Первые работы начались в 2009 году. Прошло 11 лет. За это время (поправьте меня, если я не права) затопленный памятник пришел в еще худшее состояние. В чем тогда состояла работа по сохранению храма-маяка в Крохине?
- На самом деле храм примерно в таком же состоянии как и был. Проект я начинала в 2009-м году еще студенткой. И прежде чем провести первые работы я пыталась понять, что делать. Я прошла сотню кабинетов, чтобы это понять. Я не архитектор, поэтому для меня эта сфера была совершенно новой, неизвестной. Мне пришлось искать реставраторов и архитекторов, консультироваться с инженерами и гидрогеологами. Поскольку затопленный храм – крайне сложный объект, мне и специалисты нужны были очень узкие, только они могли высказать компетентное мнение. Так что первые полтора года ушли на написание писем во все инстанции, на поиск специалистов, получение экспертных заключений. Кажется, что это всё легко и просто, на самом деле это было очень долго и довольно мучительно.
- У меня нет иллюзий, что вам было просто, но хотелось бы и читателям рассказать о скрытой от их глаз части работы.
- Сначала мы искали специалистов в Калязине, потому что это единственный сохранившийся затопленный объект в России это Калязинская колокольня. Мы их нашли и убедили съездить в Крохино, чтобы провести первичные изыскания. В 2011-м году у нас появился архитектор-реставратор, и с тех пор начались волонтерские работы и экспедиции. Сначала мы вручную разбирали завалы храма. Из уцелевших кирпичей строили рукотворную дамбу: технику туда мы довезти не могли. Полностью рукотворную дамбу увидеть невозможно, потому что значительная ее часть скрыта под водой: она идет и под и над водой.
У нас была лодка, она и сейчас у нас есть, обычная алюминиевая лодка "Южанка". В ней мы перевезли 16 тонн цемента, 40 тонн песка, который тоже накапывался вручную, огромное количество всяких материалов и инструментов, включая бетономешалку. На самом деле, если посчитать трудозатраты, получится довольно масштабная картина. А с 2015-го года мы начали привлекать народные средства. Собирали всем миром через краудфандинг, через "Планету". Сначала собирали на инженерные изыскания, и провели их. Потом сделали проект берегоукрепления. Если обычный памятник нужно начинать восстанавливать с фундамента и с установки лесов, у нас все начиналось с берегоукрепления. В прошлом году проект поддержали Русское географическое общество и благотворительный фонд Михалкова. И мы провели первый этап инженерного берегоукрепления посредством шпунтовой стенки. В этом году работы, я надеюсь, будут завершены.
На самом деле есть такое ощущение, что мы успели запрыгнуть в последний вагон последнего поезда, в том смысле, что сумели удержать храм от окончательного разрушения.
- Вы хотите сказать, что вам удалось профессионально укрепить берег?
- Сейчас да. У нас на странице в facеbook на свежих фотографиях уже видна система ледовой защиты: система ледорезов, пирс, шпунтовая стенка. Эти работы были проведены в последние годы.
- Вам удалось меня поразить.
В 2018-м году администрация Вологодской области официально передала здание церкви Рождества Христова в собственность фонда «Крохино». Таким образом проявилось желание сбагрить умирающий памятник? В чем это выражается помимо того, что вся ответственность за храм отныне лежит на фонде?
- На самом деле за это решение мы боролись в течение 10 лет. Юридический процесс передачи храма завершился только в 2020-м году. Это была сложная ситуация, потому что храма де-юре не существовало. Когда землю затапливали, он уже не был ни храмом, ни чем другим. Он был храмом, пока была земля, когда все затопило, он стал водой. Поэтому долгие годы мы ни с кем не могли согласовать свои работы, и наша деятельность была отчасти нелегитимной. Более того, любое наше обращение к профессиональному партнеру или спонсору всегда упиралось в юридический статус храма. И, естественно, без юридического статуса объекта недвижимости (памятником храм не является) двигаться дальше было невозможно. Много лет с нами попросту не хотели разговаривать, но в 2018-м, в Год волонтера, мы впервые сели за стол переговоров.
- Я прочитала, что вас поддерживает Московская патриархия. В чем это выражается?
- Честно говоря, я не знаю, где это вы прочитали. Нас не поддерживает Московская патриархия.
- Цитата: "Начинание в деле сохранения церкви получило одобрение со стороны Московской патриархии".
- На самом деле нет. Дело в том, что консервация руин имеет небольшое отношение к приходской жизни, и этот объект не только не будет рентабелен, он для Церкви обуза. И главное приходскую жизнь в Крохине возродить невозможно: люди выселены, место затоплено. Несмотря на это мы планируем сделать в нижнем ярусе колокольни путевую часовенку, чтобы подчеркнуть сакральность места. Но о регулярных службах речь не идет.
- Наше с вами знакомство началось с объявления о сборе средств на материалы для храма. Почему так поздно спохватились со сбором? Не стоило ли раньше начать, если вы хотите, чтобы эта часть работ была сделана в этом сезоне, до становления льда?
- Может быть и поздно, но ситуацию не всегда можно спланировать. Изначально были договоренности, что будет безвозмездная поддержка (особенно в части пиломатериалов) на партнерских началах. Но поскольку год непредсказуемый, с той стороны долго тянули с ответом и в итоге отказали. А мы были в подвешенном состоянии до самого конца. Так бывает, ничего не поделать. А потом сумма не настолько большая, люди готовы жертвовать.
- Кроме материальной помощи, вы ждете помощь от волонтеров. И уже вы упомянули, что у вас работают добровольцы. Но мой опыт (и, вероятно, ваш тоже) говорит, что волонтеры далеко не всегда люди с профессиональными навыками. Иногда их приходится обучать, а в итоге они оказываются необучаемы. Вы принимаете всех желающих?
- У нас не было такого, чтобы мы кому-то отказали, потому что в нашем деле есть элемент просвещения, можно даже сказать терапии. То есть если человек хочет поехать так далеко и в такое специфическое место, значит ему туда надо. Я всегда стараюсь рассуждать из этой позиции. В любом случае они никак не навредят. Даже если человек окажется "необучаем" или просто нерасторопен, он вряд ли навредит. А если кто-то хочет научиться, то, поскольку с нами работают профессионалы, они эту функцию обучения готовы на себя брать и показывать, что и как делать. Речь не идет о сложных работах. Если это пропитка древесины, тогда это работа с кисточкой, либо готовка еды на костре. То есть это абсолютно понятная посильная работа, которую большинство в состоянии выполнить.
- Давайте я уточню. Про сбор денег я поняла, что он еще не завершен. А волонтеров вы уже готовы принимать?
- Да. Мы готовы принимать волонтеров. На самом деле, что касается минимального отбора мы все равно его проводим. У нас на сайте есть анкета, правила техники безопасности — это первичный отбор. Если люди не ленятся заполнять анкету и прочитать правила, это уже определенная мотивация, так что совсем посторонних людей у нас не бывает.
- Понятно. Тогда расскажите, пожалуйста, что планируется сделать в этом году и чем в идеале – через несколько лет – вы удовлетворитесь в итоге.
- В этом году будет завершено береговое укрепление и закончено возведение тыловой части шпунтовой стенки с юга на север храмового острова. Мы планируем обшить древесиной все, что было смонтировано весной: это ледовая защита, состоящая из ледорезов и усиленного пирса. Также для реставраторов и волонтеров в этом сезоне мы возводим бытовой городок. До сих пор все жили в палатках, и это было серьезным испытанием и излишним бытовым подвигом. Погода бывает ненастная, уровень воды поднимается моментально, как только ветер дует с западной стороны, со стороны озера. Поскольку местность полузатопленная, палатки подтапливает. А наши гидростроители и без того работают практически по пояс в воде весь сезон. И это довольно тяжело, работать в воде, а потом в подтопленную палатку залезать. Поэтому бытовой городок – наша давняя мечта, которая, надеюсь, в этом году будет реализована.
Дальше тоже предстоит довольно непростой путь, потому что Крохино – сложный памятник с точки зрения архитектурной и инженерной. Мы начнем с возведения силовых лесов, а затем нас ждут более понятные этапы – укрепление фундамента и собственно реставрационные работы. Хочется, чтобы это был очень важный и понятный для каждого памятник. Даже несмотря на то, что это памятник трудной памяти, связанной с очень невеселыми событиями, пусть и имевшими положительные последствия (водные пути – это скорее положительный результат, чем отрицательный).
Хотелось бы, чтобы это был такой первый мемориальный памятник, сохраненный как руина и не связанный с войной. Но дело в том, что есть определенная тенденция: большинство сельских памятников окажутся в руинированном состоянии в самые ближайшие годы, и нам — обществу – придется что-то с этим делать. Этот вопрос в любом случае нас коснется. И Крохино – пример того, что даже руинированный памятник может преображать пространство вокруг себя, влиять на развитие территории и изменять векторы в местных сообществах. И это самые важные изменения, которые только возможны, если говорить о сохранении наследия. .
- Прискорбно, но понятно. Кстати, поскольку весь наш разговор о сохранении исторической памяти, к вам приходят, приезжают волонтеры из местных людей?
- Да. Сбором воспоминаний занимается местная женщина. Ей это интересно и важно. Ее бабушка родом из Крохино, она пришла к этому интересу уже за 50. И каково же было ее удивление, что до 50 лет она ничего не знала об этой стороне истории, будто ничего и не происходило здесь. И многие живут так, будто ничего не произошло. Это самообман, но когда государственная история спорит с личной, государственная побеждает.
- А желающих поработать "в поле" среди местных нет?
- Практически нет. Очень редко. Единичные случаи. Людям непонятно, что это такое. Они не понимают как это – пойти бесплатно работать. И им непонятно, что люди приезжают из Москвы, тратят отпуск, деньги на билет, еще и работать хотят бесплатно. В чем фишка? В чем прикол? Это вопрос о ценностях. У людей, живущих там, есть время и определенный достаток, но понимание важности культурных и исторических ценностей, пока только зарождается. Понятно, что они зарабатывают меньше среднестатистического москвича, но те, кто приезжают волонтерами, как правило, обыкновенные скромные люди со средним уровнем дохода и ниже.
Это вопрос мотивации и ценностей.
