Накануне Минобрнауки окончательно скорректировало и разъяснило правила ношения масок в вузах и систему допуска студентов на занятия. В остальном, в частности, в выборе офлайн-образования или дистанта у вузов появилась относительная свобода. О том, что происходило летом с абитуриентами, о сдаче ЕГЭ и приеме сессии, как начался новый учебный год и что ждет студентов и преподавателей в ближайшем будущем мы говорим с историком античности, культурологом, преподавателем РГГУ, НИУ ВШЭ и Сретенской духовной семинарии Анной Грешных.
- В прошлые выходные на ярмарке варенья в Подмосковье мы встретились с одной семьей – завсегдатаями. Разговорились. Они рассказали, как сын счастлив – снова можно ходить в институт. Собирается, ждет, готовится. Вспомнили как тяжело пришлось его однокурсникам из регионов, когда Москва в марте заизолировалась. Оказывается, студентов, которые не успели уехать, заперли в общежитии, не давая выйти. И друзья получали пропуска и привозили им продукты и все остальное — вплоть до туалетной бумаги и прокладок. Так было везде?
- Мне еще весной коллеги рассказывали говорили, что в одном общежитии кто-то заболел. И тогда его закрыли.
- Возможно, кто-то и заболел...
- Я знаю про конкретное общежитие, что его закрыли. Да, ребята что-то заказывали в кафе или им привозили друзья. Но самая тяжелая депривация была, конечно, от невозможности выйти от предельной замкнутости.
- Еще одну вещь из их рассказов я никак не могу понять. Студенты технического вуза вышли на странную систему обучения: три дня они ездят в вуз, два дня дистанта и один день практические занятия. А те, кто живут в общежитии, они выходят в сеть из коридора института?
- Нет, почему? Они как правило выходят со своего гаджета.
- Но какой в этом всем смысл, если они все равно будут встречаться?
- Я могу сказать, как обстоят дела в моих учебных заведениях. Их три, фактически три с половиной, потому что у меня нет занятий в моем альма-матер – МГУ, – но я связана с ним разными проектами, поэтому знаю, как там обстоят дела: мне приходят рассылки, документы. Так вот, именно по такой схеме учатся в РГГУ. Но со стороны преподавателей это выглядит несколько по-другому. Смысл в этом перераспределении не для студентов, а для преподавателей 65+ и хроников. Это для них сделан онлайн. Их занятия собраны в два дня в неделю, чтобы студентам не приходилось метаться из онлайна в оффлайн. Остальные дни заняты оффлайном.
РГГУ сделал, на мой личный взгляд, самую разумную вещь, какую только было можно. Он предоставил нам, хроникам и 65+ (как вы понимаете, я сама «плаваю» в первой категории), возможность выбирать самим. То есть первым делом я получила от заведующего кафедрой вопрос, чего бы я хотела, – онлайна или оффлайна? Те из нас, кто решали преподавать онлайн, писали заявление, и им предоставлялись какие-то технические возможности. Например, безлимитный Zoom, потому что в прошлом семестре мы все вытягивали на себе. И расписание, которое было уложено в два дня в неделю. Я выхожу в оффлайн, потому что от онлайна я ощущаю, что теряю волю к жизни . Я еще не выдохнула после прошлого семестра, после весны и лета. Но, во всяком случае, нам предоставлено выбирать. В МГУ (по крайней мере, на истфаке) хронически больных и 65+ не выпускают в оффлайн в приказном порядке. Никто с ними этого даже не обсуждает. Только онлайн.
- Раз вы написали заявление, что хотите преподавать оффлайн, вы, скорее всего, осознаете, что при онлайн-преподавании у преподавателей появляются другие проблемы. Я хочу сказать, что те, кто решил оградить немолодых и не слишком здоровых людей от коронавируса не подумали, что изоляция может провоцировать другие болезни, другие проблемы. Порой не менее страшные и опасные.
- Безусловно. Так или иначе мы все попали "под этот танк". Все потеряли помощь в свой час, всем нам пришлось справляться без врачей, хотя это было едва ли не невозможно. Поэтому, безусловно, переход в онлайн-жизнь убивает другую ее сторону.
- Особенно это опасно для человека немолодого. Если это преподаватель МГУ с сорокалетним стажем, он привык общаться с аудиторией, чувствовать ее, смотреть студентам в глаза, чтобы получить отклик.
- Да, да. Я преподаватель с 22-летним стажем, всего лишь, пока не сорокалетним. Но весной у меня была страшная депривация от невозможности прямого общения.
- В чем она выражалась?
- У меня было ощущение, что мы превратились в онлайн-призраков. Я говорю не о бесконечном созерцании самой себя на экране. В конце концов, это то, от чего через неделю начинаешь отключаться. Я не жалуюсь, я так как освоила все технические возможности Zoom по-максимуму и даже древние языки благополучно преподавала там, не говоря о теоретических предметах. Тем не менее, в виртуальном пространстве совершенно другой уровень понимания. Как минимум технически Zoom не абсолютен. Все время приходится переспрашивать: "Верно ли вы меня расслышали? Верно ли я расслышала вас?" Это происходит даже при общении один на один с теми, кто пишет у меня курсовую. А если группа? Они всеми силами старались не перебивать друг друга, но это чрезвычайно трудно, когда идет конференция на 15 человек +.
Из-за постоянного памятования, что тебя могут неверно понять, и ты рискуешь неверно понять собеседника, растет напряжение, люди сосредотачиваются не на том, о чем они говорят. Я преподаю довольно сложные вещи, которые требуют максимальной концентрации – это чтение древних текстов, иногда чтение рукописей. После одной-единственной пары и студенты и я – мы чувствовали себя так, словно провели три. А это совершенно несоразмерные энергозатраты. Выскажу еще одну мысль, которая трудно алгоритмируется, поэтому неубедительно звучит: есть вещи, которым можно научить только сидя рядом за одним столом, а не водя курсором по экрану.
- Я вас прекрасно понимаю. Я предпочитаю брать интервью "вживую", иначе я не чувствую человека, особенно незнакомца. Как можно выстроить разговор с человеком, которого я не чувствую, по телефону? А на занятии сталкиваются люди практически незнакомые. Особенно если перед вами студенты, у которых новый курс.
- У меня была одна такая группа. С остальными мы к счастью успели поработать до дистанта в оффлайне. И, конечно, с ними было намного легче. А с группой, с которой мы впервые встретились на экране (отличная была группа), мы простились на том, что, хотя курс закончен и экзамен сдан, обязательно встретимся в сентябре во дворе университета. Инициаторами были они. Они сказали: мы хотим вас увидеть. Если вы не против, хотим с вами встретиться. А я-то как хочу! Будем назначать встречу.
- Отлично. Давайте о СИЗ. Я знаю, что у школ есть рекомендация учителям преподавать в маске. Или в пластиковом щитке. И буквально накануне Минобрнауки разработало рекомендации для вузов. И студентов и преподавателей. Что скажете?
- Я сама человек сугубо университетской сферы, поэтому только наблюдаю ситуацию в школах, где преподают многие мои друзья — там все гораздо более унифицировано. К ним поступают единые для всех распоряжения, регламентирующие все буквально в мелочах. У университетов немного по-другому. РГГУ даже дал право нам самим решать как преподавать. МГУ это право урезал и ограничил, тем не менее основная масса преподавателей выходит оффлайн. А Университет физкультуры не выходит оффлайн в принципе.
- Как и литературный. То есть, они будут заниматься спортом дома. Глупо и не к месту, но вспоминается почему-то "а также в области балета мы впереди планеты всей".
- Моя крестница поступила туда, и буквально позавчера мы узнали, что никто никуда не идет.
- Я потому спрашиваю, что не далее как в субботу мне пришлось давать часовой мастер-класс. Было понятно, что в маске это будет совсем невозможно, поэтому нам выдали пластиковые щитки. Из опыта (моего и слушателей) отчитываюсь: во-первых, хуже слышно. То есть надо говорить громче, а значит придется прилагать больше усилий.
- И уставать.
- И, естественно, уставать – раз ты прилагаешь большие усилия. Во-вторых, как это ни парадоксально, пластик ломает голос, и он звучит с другими интонациями. И, в третьих, через полчаса я начала задыхаться. "Забрало" стало запотевать... Я не говорю, что у меня покраснело лицо — зрелище для аудитории малоэстетическое. Словом, не представляю, что в щитке можно проговорить несколько часов.
- Я тут в некотором приоритете. Я тренированная. Имея онкологический диагноз, я столько лекций в своей жизни после «химии», после лучей, прочитала в маске, что научилась в ней говорить. И меня слышно. Я закупила респираторы, в которых чуть легче, чем в обычной маске. И если это та цена, которую придется заплатить за оффлайн, я не буду биться за право находиться без маски. Тем более, что на СИЗ-дисциплину среди студентов рассчитывать не приходится.
- А что вы можете сказать по поводу рассадки? Потому что слухов было море. Например, такие: людей будут сажать через одного, и все студенты в одну аудиторию не поместятся, поэтому преподавателю придется читать каждую лекцию по два раза.
- У нас это решается по-другому. Все группы составом 50 человек и больше переводятся в онлайн. До 50 человек у администрации есть расчет посадить в аудитории, где возможно соблюдение расстояния. У меня, к счастью, потоки небольшие. Поэтому, думаю, что мой факультет справится. Нам есть где посадить 20 человек.
- Но такие аудитории есть?
- Да, на расстоянии полтора метра. Я сама ничего не слышала о таком странном решении – заставить преподавателя читать дважды, потому что чисто юридически это является увеличением нагрузки, что означает пересчет оплаты труда. Я не верю ни секунды, что кто-то на это пойдет. Скорее отправят в онлайн.
- С этим разобрались. Давайте еще раз вернемся к тому, что происходило в прошлом году. Поговаривают, что в связи с неожиданностью и незапланированностью весеннего перехода на дистант преподаватели делали студентам послабления. Особенно во время экзаменов. Понимая, насколько им непросто пришлось, на многое закрывали глаза, позволяя сдать экзамены с хорошими оценками. Вы слышали о таком или, возможно, вы лично поощряли студентов?
- Вопрос просто прекрасный. И я дам, наверно, неожиданный ответ. Мы шли навстречу. Мы делали послабления. И я в том числе. Но они не касались оценок.
- В чем же тогда были послабления?
- Например, в дедлайнах. Мне кажется, это знают уже и те, кто на порог не ступал Высшей школы экономики: дедлайн у нас царь и бог. Работа принимается строго до определенного дня и часа. И после этого не принимается. Дедлайн – это действительно руль студенческой жизни в вышке. Так вот, мы сдвинули все дедлайны. Максимально, как только могли. Я не то, что сняла дедлайны, но отодвинула их, насколько это было возможно в рамках сессии и выставления оценок. Последние работы я дочитывала на грани своего дедлайна, когда должна была закрыть документацию. Вот это было сделано. И еще. Я не очень люблю об этом говорить, но это важно. Вы знаете, очень часто приходилось быть простой человеческой поддержкой для студентов. Представьте: первый курс, многие первый год без мамы и папы. В общежитии они в славном городе Одинцово, не всегда в Москве. Вы представляете, что они испытали? В первые же дни перевода вузов на дистант до нас по косвенным каналам дошло, что многие плачут, что они в ужасе. Им страшно, они говорят, что никому не нужны, их все бросили.
- Я бы, скорее всего, тоже заплакала, признаюсь честно.
- Это более чем понятно. И могу признаться, вся наша кафедра в Высшей школе экономики, первые дни если и ложилась спать, то засыпали мы прямо где сидели – кто на диване, кто за столом с компьютером. Потому что надо было срочно, не дожидаясь решений сверху, сделать так, чтобы студенты не чувствовали, что они брошены. Пришлось молниеносно перестраивать все, что должно было быть оффлайн, в режим онлайн без потери смыслов. То есть пришлось переделать всю структуру. Например, мы с коллегой как исследователи понимали, что нет ничего лучше чем опосредовано отрефлексировать происходящую ситуацию, и молниеносно разработали два семинара по первой и второй европейским пандемиям. Мне как специалисту по поздней античности досталась первая пандемия 6-7 веков, а ей вторая, так называемая "черная смерть", о которой так или иначе все слышали. Было несколько беспробудной работы, потому что мне пришлось переводить с латыни и греческого тексты, которых нет в русском обиходе: первый курс не владеет древними языками. Но они были страшно довольны. Их лица вознаградили меня за те безумные пять суток, когда я не ложилась, потому что они немножко воспряли. И так делали почти все преподаватели.
Многие занимались дополнительно: студенты просили дополнительные семинары, и мы охотно на это шли. Уже в июне, когда мы начали собирать курсовые работы и подводить итоги, неожиданно обнаружилось, что некоторые, причем в основном блестящие студенты ничего не прислали. Когда я бросилась выяснять, они признались, что морально не вытянули – у них не хватило сил. Очень сдержанно (неудобство ощущалось прямо через экран) они писали: "Мне неудобно было говорить, ну что это за причина – я оказалась заперта с огромной семьей в квартире. Я страшно собой недовольна, но ничего не вышло". Мы убеждали "до последней капли крови" прислать хотя бы черновик. Прислать то, что получилось, но не оказываться на грани отчисления, когда я формально не смогу поставить оценку, потому что не смогу предъявить сданную работу. Не ставить себя под удар из-за превратности мироздания. Что даже капля происходящего не стоит их жизни. Не знаю, можно ли это назвать послаблениями, но такие послабления у нас были.
- Собираетесь ли вы (есть ли у вас это в планах) облегчить ваш курс в этом году в связи с пандемией? Или планируете читать, как положено?
- Я буду преподавать как всегда. К сожалению мои курсы не дают иной возможности. Иначе они превратятся в профанацию.
- Что вы можете сказать о предположении, будто в этом году был довольно низкий уровень ЕГЭ, незначительный конкурс в вузы и в итоге в студенты добирали из тех, кого в прежние годы никогда бы не взяли? Об уровне экзаменов я судить не могу, но точно знаю (поскольку писала об этом), что около 30% выпускников отказались от сдачи ЕГЭ. То есть получали аттестаты без права поступления. Вы видели абитуриентов, проводили испытания, можете сравнить с предыдущими наборами? Или вам ничего неизвестно?
- Я знаю, хотя и не так глубоко, как хотелось бы – у меня недостаточно данных, но интернет облетела история, что в экзамен по химии в Москве были включены задачи иного типа, чем предполагалось демоверсиями. Типологически иные. Сама я никогда не работаю в приемной комиссии ни в одном из моих университетов, так сложилось по моей собственной воле. Но я общаюсь с коллегами, а у моих друзей много детей-выпускников, и мы находились в постоянном напряжении. Естественно, от меня все время хотели какого-то участия, как от человека изнутри системы. Сама я принимала только вступительный экзамен в магистратуру в Сретенской духовной семинарии: меня попросили его принять, и я с удовольствием это сделала. Как мне видится эта ситуация? Признаться, у меня нет картины по вузам не первой десятки. У меня в руках МГУ, ВШЭ...
- Давайте о них и поговорим.
- На мой взгляд там не было ничего похожего на то, о чем вы сказали. Конечно, очень многие отказывались сдавать ЕГЭ в принципе, но это количественный фактор. Качественный претерпел очень незначительные колебания, потому что те, кто готовился поступать, сдавали экзамены, как если бы ничего не происходило. Уровень сдачи ЕГЭ был действительно достаточно низким по отношению к реальным знаниям сдающего (по крайней мере там, где я хорошо знала ребят и понимала, как они могли бы сдать). Они все сдали хуже, чем были готовы. Но, во-первых, школьники лишились пробных ЕГЭ с выездом в другие школы, где создается полная имитация, такой симулякр экзамена...
- Оказывается, это важно? В прошлые годы родители возмущались, что пробные ЕГЭ – дополнительный стресс для их измученных детей, что им надо два раза сдавать экзамены, но никто не подумал, насколько это важно.
- Безусловно. Моя крестница, которая тоже поступала в этом году, говорила мне, что на экзаменах больше всего сил отняла дезориентированность, непонимание: можно ли тут стоять, здесь сидеть, а это можно положить на стол или нельзя. И человеческий фактор никуда не делся. Какие-то наблюдатели были доброжелательны, старались делать максимум, другие были достаточно, скажем, нелюбезны. Весь интернет облетела история как двух ребят-инвалидов по слуху заставили снять слуховые аппараты вплоть до кохлеарного импланта. Признаюсь, меня трясло. Кто бы попробовал отнять у меня мою палку! Не знаю, что я сделаю, если убрать ее из-под руки. Не понимаю, смогу я встать сама или нет. А остаться неслышащим – это еще тяжелее. Возвращаясь к тренингу, – конечно, его отсутствие всех подкосило.
Так или иначе на фоне общего стресса (вы ведь помните, сроки экзамена переносились несколько раз) к концу июня ребята были внутренне абсолютно исчерпаны. Мы старались их убеждать, что они выигрывают во времени: давайте поставим плюсик, что вы получили дополнительное время подготовиться... Но устали они вдвое против обычного.
- Безусловно.
- Может быть, именно это создает картину низкого уровня. То есть проходные баллы по сравнению с прошлым годом ниже. Тем не менее я знаю, что в этом году на бюджет поступить было так же сложно, как всегда. Очень сильные ребята пошли на платные отделения, что означает достаточно высокий уровень, что высокобалльников много. Может быть, не меньше, чем раньше. Поэтому сказать, что вузы брали всех, кто бы только не шел, не вполне верно. Уровень первого курса? Ну, увидим к концу сентября. Будет о чем поговорить.
- Я понимаю, что сейчас ухожу в область для вас не близкую. Тем не менее, поскольку вы теперь эксперт по онлайн-образованию, давайте будем снимать фильм ужасов и и предположим, что дистант продолжится. И продолжится не месяц, не два и не полгода. У меня два вопроса по развитию сюжета. Достаточна ли эта форма образования, приспособятся к ней студенты и получат ли необходимое базовое образование, чтобы в результате стать экспертами в своих профессиях? Или мы получим недоспециалистов? И вторая линия сюжета (или, может быть, первая) – психологическое состояние студентов. В вузы приходят дети, обученные коммуницировать на уровне школьных отношений. Позже, в университете закладываются новые принципы общения, завязываются контакты Например во ВГИКе студенты режиссерского факультета пробуют работать со студентам-сценаристами, операторами. И за годы обучения они научаются выстраивать нормальные отношения, понимают, что с этим станут работать, а того никогда не позовут. Но как я узнаю, с кем нельзя работать, если я 5 лет видел его только в маленьком окошке гаджета? Появляется другой принцип коммуникации? Или полное ее отсутствие?
Как ни странно, ровно так же коммуникация выстраивается и в академическом мире. Уже в студенческие годы, наши преподаватели видели (как и мы сейчас), что вот это – талантливый ученый, и с ним можно коммуницировать. А тот очень способный, но у него сквернейший характер. Вопрос: стоит ли то, что он сможет сделать, того, что будет потрачено на его интеграцию в сообщество. Думаю, это общечеловеческое. И вы правы, я начну отвечать со второго вопроса, ибо он по существу первый. Я вижу два пути: психологический и психосоматический, а значит – интерсубъектный. Либо через год-два появится иной человек, мы получим очередного homo novus, о котором мы с вами сейчас мало что знаем. И тогда любые футурологические конструкции будут дешево стоить, поскольку то, что мы можем сейчас предположить, будет мало похоже на то, что получится на выходе. Либо (и в это я верю больше, но про меня друзья говорят, что я отличаюсь непоколебимой верой в человеческие мозги) люди взорвут этот мир. Они не будут терпеть так долго...
- Взорвут не ядерной бомбой, конечно же. Это аллегория.
- Конечно, нет. Они взорвут рамки этого мира, разорвут эти схемы и выйдут «в реал». Что касается первого вопроса – достаточным ли будет такое образование? Очень по-разному. Наверняка найдутся прикладные сферы (и их будет много), например, бухгалтерское дело, которыми можно овладеть онлайн. Вынуждена признаться, что я ничего о них не знаю, кроме факта их существования. Я никогда с ними не соприкасалась даже на уровне личного общения. Академическое образование, которое готовит ученых, преподавателей, врачей, высокотехнологичных специалистов, что всегда гиперответственно, заявляет – невозможно. И пока мне рисуется очень безрадостная картина 95% профанации. Коротко могу рассказать хотя бы об одном аспекте. В аудитории я могу дать на перевод с латыни, с греческого классический текст, уже имеющий перевод на русский язык. Цезаря и Цицерона читать нужно, это есть правильно. Я великолепно вижу, кто куда смотрит и, если я засекла, что студент смотрит на экран, могу оперативно и не выходя из в академических рамок пресечь любую профанацию. В системе онлайн «слежение» за работой студентов приводит к попранию человеческого достоинства: мы изначально начинаем их подозревать. Поэтому система прокторинга, по которой сдавали вступительные экзамены в университет, по существу своему противоправна.
- Я была крайне возмущена узаконенному попранию свободы личности.
- У меня ребенок родной, моя крестница, и дети моих друзей так сдавали – это именно противоправно, потому что аннигилирует презумпцию невиновности, я уже не говорю – бесчеловечно. Но если нет прокторинга, остается постоянное подозрение: кто чем "подпольно" пользуется. Выход я нашла только один: подбирала тексты, доступные уровню студентов, но никогда не переводившиеся на русский и при этом являющие собой хороший литературный образец. Это была гигантская работа. Я на нее пойду еще и еще раз, потому что в этом суть, один из смыслов моего бытия. И я знаю коллег, которые тоже пойдут на такое. Но, боюсь, если собрать нас в одном месте, окажется, что нас не так много. Обязать все сообщество преподавателей перестроить всю систему, создать ради смыслов новую, мы не сможем никогда. И тогда неизбежно настанет профанация образования.
- Понимаю вас. Но разговор у нас получился апокалиптический. Или даже постапокалиптический.
- Вы же предложили снять фильм ужасов.
- Кажется, не только сняли, но практически монтаж. Но вдруг вы знаете возможность перемонтировать его в черную комедию? Вы видите хоть что-то положительное, забавное или хорошее в высшем образовании?
- Безусловно. Черная комедия – это то, что мы имеем, выходя в оффлайн. Еще месяц назад никто из нас и мизинца не положил бы за вероятность, что нам дадут выйти. Но я неисправимый идеалист. Я была убеждена, что мы выйдем в оффлайн, просто наблюдая за динамикой происходящего в обществе: как открываются кафе, как открываются музеи, как дети поехали в лагеря. Они открываются очень по-разному, тем не менее вектор пока один единый. И никакого роста заболеваемости не было зафиксировано. Вот и черная комедия: несмотря ни на что, мы выходим. Пока здравый смысл с небольшим перевесом, но выигрывает. Я, как вы видели, ни разу не упомянула, не произнесла слов "вторая волна". Это совершенно сознательно. Я не вижу смысла говорить о том, чего нет. Если будет – у нас есть опыт: мы включим Zoom и продолжим работать. Если не будет, слава Создателю. Поэтому все-таки – комедия.
- Божественная.
- Абсолютно. Если все время держать Его в поле внутреннего зрения.
И еще. Мне кажется, что как минимум один очень продуктивный опыт принесли второй семестр и весна 2020-го. Люди попробовали то, чего они так хотели (по крайней мере, многих из них). Так как я живу среди молодежи (признаться, по новой классификации ВОЗ, я сама еще целых полгода молодежь), весь эфир был заполнен вербализированными мечтами о жизни онлайн. "Да все сейчас можно онлайн! Можно полностью жить в виртуале!" Люди попробовали. Им не понравилось. Я знаю всего несколько человек, которые утверждали, что им очень хорошо, и они счастливы так и дожить до конца своих дней. Как ни печально, все эти случаи оказались бравадой и закончились тяжелыми психологическими состояниями, обнажившими эту браваду. Но остальным не понравилось! И я думаю, что теперь соблазнов таких утопических построений станет меньше.
- Если закольцевать наш разговор. Мы начали с родителей студента. Ими можно и закончить, потому что они сказали тоже самое. Когда все сели по домам, их сын-студент был счастлив: свершилось! Наконец заживем по-настоящему в сети. Он был счастлив неделю. Ровно. Но дальше ему не понравилось. Так что вы абсолютно правы.
- Дистант обернулся для всех очень разной стороной. Мне многие говорили: но ведь вы получили возможность подольше спать, вы же не ездите на работу. Я испытывала от таких слов чувство из категории "держите меня семеро". Потому что – действительно, очень многие мои друзья получили возможность вставать не в 7, а в 11. Я же, чтобы успеть справиться с утроенным объемом работы, стала вставать в 4.
Нашей разности не отменили даже пандемия, изоляция и дистант.
