- Да кто там?
В дверь так резко и настойчиво позвонили, что Варвара Тимофеевна, открывая, крикнула резче обычного.
- Добрый день, хозяйка!
За дверью стояли два улыбающихся таджика со здоровенными сумками.
- Проводку новую платила? Бумага вот — подпись твоя. Менять будем.
Растерявшаяся Варвара Тимофеевна припомнила как месяц назад, прямехонько в день ее рождения, приходил начальник такой-то. Представился, конечно, но имя она не расслышала, а переспросить не решилась. Увидел, что она суетится, стол накрывает — поинтересовался, что за праздник. Узнав, расцвел, поздравил сердечно и сказал, что у него для нее есть подарок.
Оказывается, в старых домах меняют проводку. Стоит это немало — 80 тысяч, потому что работа серьезная: стены штробить, потом штукатурить, обои клеить. Но пенсионерам скидка 50 процентов. А ей ради праздника он скинет еще 10 тысяч. И новая проводка ей обойдется всего в 30 тысяч рублей.
Варвара Тимофеевна слушала вполуха: она хотела успеть доделать любимый салат Верочки до ее прихода и поставить пирог в духовку, поэтому рассеянно сказала, что даст ответ завтра. Ей нужно подумать, с подругами посоветоваться. И денег таких у нее нет. Может, на книжке в банке что-то есть, а дома только пара тысяч до следующей пенсии.
Деньги были конечно, соврала она. Хоть и не любила это дело, но соврала. После последней "инцесты", то есть инфляции, она в банке ничего не держала, прятала дома. Где лежали деньги на похороны, знали только Верочка да Татьяна Петровна, а начальнику о них знать не положено.
Несколько смущало, что он упомянул проводку как старую. Дом ее был всего лишь 1979 года строительства, и квартиру она получила совсем новую как ветеран труда, а до того жила в бараке в комнате. Но подруги это ее сомнение быстро развеяли, сказав, что по нонешним временам такая проводка действительно считается устаревшей. Это полвека назад все делали навечно, а теперь такого не бывает.
На уговоры она поддалась легко и даже рада была себя уговорить: когда еще такую скидку сделают А проводку и впрямь надо бы поменять. Тем более, что к ней прилагались новые обои.
Словом, когда на следующий день начальник пришел, она подписала штук шесть разных бумажек "здесь, здесь и еще здесь — видите, за то, что я беру у вас деньги". Варвара Тимофеевна передала ему 30 тысяч, стыдливо спрятанные в конвертик. Пока он пересчитывал, замерла, глядя в руки, зажатые на льняном фартуке — она впервые столько денег сразу тратила на себя, на баловство.
Рабочие пришли быстро, через пару дней. Застелили все газетой, отрубили старые розетки, достали провода:
- Хозяйка, платить надо!
- Я же все заплатила, вот квитанции.
Варвара Тимофеевна вынула из ящика с документами бумаги, разложила. Рабочие достали свои. Сверили. В ее пачке не хватало одного листа договора. Где ее подпись стояла под текстом, что 30 тысяч, полученные "таким-то" на самом деле предоплата в размере 50 процентов от стоимости.
Она сказала, что у нее нет денег. Вежливо проводила рабочих. Начисто убрала квартиру, будто и не было еще утром никакого ремонта. Достала из серванта пакет с новым бельем, тапочками и платьем. Переоделась. Придирчиво оправила складки перед зеркалом. Зашла на кухню, где выпила семидесятипроцентную уксусную кислоту.
Варвара Тимофеевна (имя изменено) выжила. Уже с неделю как ее перевели из реанимации обычную палату, к ней приходил священник — исповедовал, соборовал. Причащать не было возможности из-за поражения пищевода. Она лежит в палате напротив сестринского поста, поэтому за ней постоянно присматривают. Знакомые батюшки собрали денег на сиделку. И на выкуп ее из морока. Если выживет.
С первых минут публикации того священника я слежу за судьбой Варвары Тимофеевны.
Таких историй сотни, может даже тысячи. Все они разные и одинаковые одновременно. Бабушку в Москве обокрали представившиеся медсестрами мошенницы. А у деда в Орле парень, назвавшийся газовщиком, стащил военные ордена. На Белом море у стариков и старух под видом безвозмездной помощи вынесены купленные за бесценок редкие вышивки, уникальные иконы, мебель. Остались лишь голые стены.
Бывают и более трагичные случаи: с пытками, издевательством, со смертельным исходом. Правда, гораздо реже. В основном этого не требуется: суровые пожилые люди мгновенно "размякают" и теряют контроль от доброго слова или неожиданного подарка "просто так". И мошенникам, понявшим это, не требуется применять силу — достаточно вести себя обходительно, ласково и внимательно. Быть готовым предложить "подарок".
Надо сказать, что и телефонные мошенники ("банковские", "собесовские" и любые другие) в первую очередь ориентируют свой "бизнес" на обман именно самой доверчивой части населения. Не просто пенсионеров, но беспомощных одиноких стариков, в основном утративших чувство опасности. Или не подозревающих, что их могут обмануть служащие таких структур, которым доверять необходимо.
Большинство из них прожило неимоверно трудную, полную лишений жизнь. Никогда не позволенная себе роскошь — новый телевизор, большой холодильник, пластиковые окна или современная проводка. Они привыкли во всем себе отказывать, их научили полагаться только на собственные силы и возможности. Их даже предупредили, что похороны с поминками — только за свой счет. Но такие, чтобы родственникам не стыдно было соседям в глаза смотреть.
Обманутых, облапошенных, объегоренных мошенниками стариков тысячи. Варвару Тимофеевну жальче обычного. Может потому, что она поступила, как сделали бы старухи из моей юности. Такие, которых описывали писатели Валентин Распутин и Василий Белов.
Она стала символом исчезающего времени, поведения, образа мысли. Перед глазами стоит, как она отдавала сбережения, как одевалась в "смертное" – заранее приготовленную чистую одежду для похорон.
Но даже если Варвара Тимофеевна выживет и выздоровеет, ей придется преодолевать стыд, позор, чувство вины. Парадокс, но люди, которых обокрали, унизили, предали – сами не способные на подлость и преступление – именно так себя чувствуют после совершенного по отношению к ним преступления. И некому будет сказать, что она ни в чем не виновата, что преступление совершили другие люди. И наказание тоже должны понести они.
А ей всего-то и надо, что научиться жить. Еще раз. Снова.