В ноябре в Санкт-Петербурге открылся новый проект профилактики преступности среди подростков. Организовал его петербургский православный Центр святителя Василия Великого, назвал "Репа": Место расположено на самой узкой и одной из самых известных улиц Санкт-Петербурга – улице Репина на Васильевском острове. Программа этого антикафе была продумана совместно с благотворительным проектом "Анна помогает" Лютеранской церкви святой Анны (Анненкирхе).
Я совершенно сознательно не стала анонсировать открытие "Репы", мне было интересно понаблюдать за ее работой и пообщаться с организаторами спустя несколько месяцев. И недавно мы познакомились с исполнительным директором БФ Центр Святителя Василия Великого Юлианной Никитиной, которая рассказала почти что сказочную для России, но абсолютно реальную историю социальной реабилитации подростков.
- Давайте мы начнем с небольшой презентации, с представления вас и Центра, которым вы руководите.
- Меня зовут Юлианна Владимировна Никитина. Я – исполнительный директор Благотворительного фонда Центра Святителя Василия Великого в Санкт-Петербурге. Центр работает с 2004 года. Учрежден был православным приходом Святой Анастасии Узорешительницы, но организация у нас не религиозная – благотворительная. С самого начала, когда мы еще только планировали ее создание, была идея центра помощи подросткам с рискованным поведением, молодежи в конфликте с законом и их семьям. Эту нишу мы занимали целенаправленно. Больше 16 лет работаем по реабилитационной программе в тех случаях, когда суд находит возможность отправить молодого человека в качестве дополнительного обязательства к условному сроку на социальную реабилитацию с обязательным пребыванием.
Срок реабилитации – от 9 месяцев до полутора лет. Молодой человек у нас живет и участвует в программе, разбитой на несколько этапов. Сначала карантин, во время которого он не может выйти без сопровождения социального работника или воспитателя. Потом общий курс, когда он получает определенный кредит доверия и ходит в свое учебное заведение. Следующий этап – индивидуальная программа, когда каждый выбирает себе занятия и подготовительные курсы – что ему интересно и нужно, чтобы реализовать свои возможности в будущем, когда он уйдет от нас. Последний этап – это возвращение домой. Мы смягчаем момент перехода из состояния воспитанника реабилитационного центра в домашнюю обстановку: выходные он проводит дома и находится в Центре только в будние дни, практически только приходит ночевать и заниматься со специалистами – психологами, психотерапевтами, а остальное время он учится, у него организован досуг, у него много интересных дел, хорошие друзья, знакомства. К сожалению, аналогов нашей организации в России нет. Нам не известны негосударственные организации, которые являлись бы альтернативой закрытым учреждениям для молодых людей, совершивших уголовные преступления средней степени тяжести…
- Извините, перебью вас. Вы говорите – нет аналогов. А почему такой удачный опыт, которому 16 лет, никто не подхватил? Вы могли бы по всей стране таких центров наоткрывать!
- Только сейчас мы подошли переговорам, чтобы открыть такие центры в Калининграде и в Ленинградской области – еще в двух регионах. Подростки – шебутная, очень сложная целевая группа. Работая с ними, мы похожи на людей, которые сидят на бочке с порохом, подожгли шнурок, смотрят, как он тлеет, и думают: рванет или нет. Кроме того, рейтинговая система, обилие всевозможных актов и распоряжений делают государственные структуры крайне уязвимыми. И их руководители вынуждены решать многие вопросы внутри, не выпуская их наружу. А эти дети все очень хорошо чувствуют, понимают, что все кругом боятся огласки, и начинают манипулировать взрослыми: мы вам жить не мешаем, и вы не мешайте. А мы как унтер-офицерская вдова, которая сама себя сечет. У нас что-то случилось – мы сразу в полицию. У нас дети ругались матом – мы вызываем инспектора на составление административного протокола. Мы почувствовали, что они курили в спальне или в душе – снова вызываем полицию на составление административного протокола. Есть подозрение, что кто-то из ребят принес из школы наркотическое вещество – снова полиция: пусть специально обученные люди разговаривают с ними. И когда мы создаем условия открытости, оказывается необязательно на человека кричать, возражать ему, можно действовать в рамках договоренностей. Как партнеры. Когда молодой человек к нам приходит, мы заключаем договор и прописываем, что можно, а что нельзя. За что мы отвечаем, что мы даем, какие у молодого человека обязанности и права. И оказывается (особенно для молодого человека, у которого условный срок) двух административок достаточно, чтобы он начал контролировать свое поведение, начал вежливо общаться и стараться, действительно стараться, хорошо себя вести и действовать в рамках этих договоренностей. А потом, как говорит наш психолог, здесь еще действует закон соленого огурца: хочешь – не хочешь, если лежишь в рассоле, станешь соленым. И когда атмосфера очень спокойная, вежливая, никто не кричит, вокруг много приятных людей, все подтягиваются, всем хочется быть хорошими, приличными людьми. К нам приходят репетиторы, лекторы, недавно мы трижды ходили в Мариинский театр: на балет, на органный концерт и слушали "Пера Гюнта" Грига. Это важно. Но, повторюсь, возрастная группа очень опасная, поэтому с точки зрения тиражирования опыта работы мы непривлекательны.
Второй момент – финансирование. Мы, конечно, свободные от всех, но бедные. Если ты сидишь на бюджетном финансировании, ты знаешь, что у тебя завтра, что послезавтра. А если ты негосударственная организация, тебе нужно все время придумывать, как выживать. Подавать на гранты, на субсидии. И еще может не получиться. Нас часто спрашивают люди из других регионов: "Как это вам каждый месяц не перечисляют деньги на вашу работу?", а мы отвечаем: "Если мы выиграем грант, будем получать. Но чтоб нам кто-то дал какую-то сумму, такого не бывает". Мы находимся в реестре поставщиков услуг, но там тоже свои нюансы, и это только часть средств.
Не менее важный момент, что вся работа, вся помощь, которую получают ребята и их родители, оказывается нами на безвозмездной основе. Бесплатно. Это краеугольный камень. Мне иногда говорят: "Бывают же у ваших воспитанников богатые родители, они могли бы жертвовать". Но ведь когда человека отправляют в тюрьму или в другое спецучреждение, ему не говорят, что он должен его оплачивать. И не спрашивают, какой доход у родителей или у него самого. Существуют определенные нормы. И мы, работая с ребятами, должны выдерживать равное отношение ко всем.
Вот и получается, что сложность группы и ненадежность финансирования становятся камнем преткновения на пути трансляции нашего опыта.
- Несмотря на существующие трудности, спустя полтора десятка лет вы решаете усложнить себе жизнь и открываете заведение с названием "Репа".
- На самом деле идея появилась сразу. Иногда ребята уходили из программы. И из-за того, что они сорвались, плохо с нами расстались, не было возможности их принимать, консультировать, встречаться с ними, а значит помогать. А помощь им требуется не меньше, а может быть даже и больше, чем тем, кто остался в программе. Это первая группа.
Вторая группа – это ребята, которые дружат с нашими воспитанниками. Их девушки, их приятели, которые еще не подвергались уголовному преследованию, но в принципе это одна и та же компания. Но по большому счету они все занимаются одним и тем же.
И третья группа – это дети, которых мы видим на комиссии по делам несовершеннолетних (а я – член районной комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав). Они уже вступили в группу риска. Они уже себя дерзко ведут, плохо учатся, перестали посещать кружки, секции, но они должны обязательно где-то собираться. Тут я вспомнила прекрасное выражение: если ты не можешь что-то запретить, ты должен это возглавить, и мы решили, что, исходя из потребностей этих ребят, было бы здорово создать такое пространство, где они чувствовали бы себя комфортно. Конечно в рамках действующего законодательства, но так, чтобы потихоньку с этими ребятами вступать в отношения. Вначале соблюдая очень большую дистанцию, потому что у них большое недоверие к взрослым. У многих есть опыт построения отношений на манипулятивной основе, причем как со стороны взрослых, так и со стороны детей. А нам было важно попытаться строить их по-другому. Не то, что мы такие хорошие, свои в доску – штаны в полоску, поэтому мы здесь все позволим, и все у вас будет хорошо. Нет. У нас есть пространство в формате антикафе. Для нас всех оно бесплатное. Здесь можно поиграть в приставку, посмотреть фильм (фильмы и игры мы выбираем). Понятно, что в нашу сторону могут быть обвинения в некотором популизме, дескать, все это далеко от высокодуховного, интеллектуального. Но мы пытаемся начать диалог.
- А есть какое-то расписание? Скажем, я знаю, что вы покажете сегодня фильм "Ромео и Джульетта", и я знаю во сколько надо прийти на его обсуждение.
- Да, есть. Пока "Репа" открыта три дня в неделю. В один из дней у нас музыкальные занятия, компьютерные игры.
- А часы работы? Целый день?
- С четырех до половины десятого. Мы вначале работали до 22:00, но в 10 часов для тех, кому меньше 16 лет, наступает комендантский час, а к нам приходят ребята лет 15. Поэтому, чтобы не вступать в конфликт с законом, наша задача – отправить полдесятого всех по домам. Но очень важно, что "Репа" открыта воскресным вечером. Проблема многих подростковых клубов в том, что в выходные они закрываются в 7 часов: молодой человек, если он привык к тусовочной жизни, вряд ли пойдет домой в такое время. А в полдесятого можно и домой, это нормально. Кроме того, мы сейчас совместно Аннекирхе и благотворительным кластером "Анна помогает" стали придумывать разные занятия. Например, по визажу. Сейчас открывается мастерская мозаики. Это необязательно, что молодой человек, придя сюда, должен идти заниматься мозаикой. Но в соседнем помещении идут занятия, и двери открыты.
- Иногда кажется, все продумал, везде настелил соломки, но все равно выстроенная система рушится. Или вы все предусмотрели и со всем справляетесь?
- Мы идем ощупью, как на ощупь придумывали программу центра Василия Великого: в России нет понимания, что такое открытый или закрытый социальный центр, у нас спецПТУ и социально-реабилитационные центры для несовершеннолетних. Мы, конечно, все подглядывали в Дании, в Германии, во Франции. Смотрели, как это там работает, и придумывали, как совместить российскую правовую базу с нашим менталитетом, а самое главное, с нашими возможностями. С "Репой" та же история. Я увидела, как в Германии ведется уличная социальная работа с подростками, и мне идея очень понравилась. Но здесь обязательно должны соблюдаться условия полной конфиденциальности и анонимности. И когда мы подавали заявку в молодежный комитет, меня спросили: "Как же вы отчитываться будете, у вас должен быть список детей". А мы можем только написать, что было пять мальчиков и три девочки. В возрасте таком-то. И никаких договоров – совершенно открытое пространство. Хотя мы себе представляли одно, а сейчас получается немножко другое. Ребята приходили вначале на компьютерные игры, на настольные игры, некоторых увлекают музыкальные занятия, а через какое-то время они стали просить помочь им с уроками. Мы как продленка что ли?
- Это, скорее, выражение доверия, а не продленка. Я могу предположить, что дома ему (или ей) обратиться с уроками не к кому, а хочется быть успешными, при это они осознают, что в одиночку не справиться. Так что это доверие... Здорово. А есть какое-то взаимодействие между Центром Василия Великого и "Репой"?
- Да. И, честно говоря, у меня есть одна мечта. Будучи членом комиссии по делам несовершеннолетних, я вижу, что в Петербурге есть проблема с детьми мигрантов: Таджикистан, Узбекистан. На комиссии мы видим такие случаи: папа-мама работают, а дети даже в школе не учатся, потому что они плохо знают русский язык. И мне бы очень хотелось сделать группу для этих детей в рамках "Репы". Тем более, что у нас есть выпускник Бахтинав. Он прошел курс реабилитации в Центре, сейчас работает, у него все хорошо. И мы обратились к нему с просьбой: если у нас появятся такие ребята, мог бы он приходить в "Репу" как волонтер поиграть с ними в приставку – как первые шаги социализации. Но очень важно, чтобы нам доверяли родители. Потому что было несколько случаев, когда мы предлагали помощь, договаривались, обменивались телефонами, а потом родители выключали телефоны или ставили нас в черный список: у них нет желания взаимодействовать. Думаю, "Репа" – хороший ресурс для таких ребят. Потому что я вижу, что они объединяются по национальному принципу в полукриминальные компании от чего-то безобидного, от "просто подраться" до вовлечения в торговлю наркотиками и остальных неприятностей: кражи, отъем мобильных...
- Вы упомянули коротко, а потом ушли в другую тему, о сотрудничестве с протестантским центром Анна. И о том, что вы консультировались с ними.
- "Анна помогает".
- Вы сотрудничали и при создании "Репы"? Как я понимаю, центры, которые вам понравились в Германии, тоже протестантские. Или в России они занимаются другим?
- Однажды мы познакомились с координаторами проекта "Анна помогает". Очень хорошие ребята, учащиеся семинарии Лютеранской церкви у нас в Петербурге. Они приходили к нам в кофейню (у нас есть проект "Кофейня просто", где подростки себя пробуют в качестве бариста. Мы сделали его на хорошем оборудовании совместно с итальянской кофейной компанией Goppion). Они пришли, увидели: "Ничего себе, как у вас круто, давайте дружить. А мы получили помещение на улице Репина, 10. Приходите, посмотрите, оно еще не отремонтировано, но мы бы хотели чем-то похожим заниматься". Мы пришли к ним с ответным визитом, и они говорят: "Мы бы хотели работать с подростками". И я им тогда предложила: "У нас есть давняя мечта начать уличную социальную работу с подростками, но не на 16-й линии, где у нас и кофейня, и реабилитация, и гончарная мастерская, нам нужно отселиться подальше".
- Почему?
- Я начала с того, что есть группа ребят, которые от нас плохо ушли, и им не очень удобно появиться снова. Потом на этот низкопороговый проект молодой человек может прийти не то, чтобы в хлам обкуренный или обдолбанный, но в состоянии измененного сознания, и мы ему скажем: знаешь, дружище, здорово, что ты пришел, но давай ты придешь в следующий раз. Мы будем рады с тобой пообщаться, когда ты будешь трезвый. Мы не станем привлекать полицию, мы просто объяснимся. Что касается реабилитационного курса, там все очень строго: если человек пришел в таком состоянии, мы сразу вызываем полицию. И чтобы не путать жанры, нам было нужно отдельное место, что я и предложила лютеранам. Они сказали, что им нужно посоветоваться с пастором, настоятелем Анненкирхе – это большой приход в центре города на Кирочной. Так мы познакомились с отцом Евгением. Мы встретились вместе с нашим учредителем, настоятелем храма святой Анастасии Узорешительницы отцом Александром Степановым, обсудили наше предложение и решили: давайте сотрудничать. Давайте сделаем совместный проект: идея наша, место предоставляет "Анна помогает", а дальше мы все будем делать вместе. То есть сотрудники от нашего центра и сотрудники "Анна помогает" объединили усилия, чтобы вести наше общее дело.
- "Репе" на сегодня несколько месяцев. Вы сказали что у вас полная анонимность. Тем не менее, есть у вас статистика: сколько человек пришли один раз, сколько – несколько. А кто посмотрел и провел друзей, и все они стали приходить к вам постоянно.
- Сейчас постоянно приходит человек 10, и плюс кто-то из девочек пришел на визаж – понравилось, и она ходит только туда. Кто-то шел мимо – зашел. Кому-то друг сказал, он пришел, поиграл в компьютерные игры, в следующий раз пришел поиграть через неделю. К сожалению у нас произошло незапланированное: несколько сотрудников заболели, и мы были вынуждены закрыться на карантин. А к нам уже народ пошел, пошел, пошел… мы вынуждены были закрыться где-то недели на три и сразу откатились назад. Но в конце января опять начали набирать обороты, и сейчас мы ждем, чтобы все устаканилось. Это так хрупко, когда ребята привыкают, понимают, что могут прийти, знают место. Приходят, а там висит бумага: извините, из-за карантина мы были вынуждены закрыться. А перед закрытием людей было больше, чем сейчас.
- Сейчас зима, холодно, и люди ищут, где тепло. Тем более, у вас можно бесплатно находиться, что важно для подростков, у которых не так много денег. И даже если деньги есть, но их можно сэкономить – отлично. Вы не боитесь, что к лету вы их растеряете? Что они уйдут, переберутся в теплые места?
- Скорее всего нет. Сейчас объясню. В кафе появилась кофемашина, и один из наших молодых людей стал бариста. Хотя он несовершеннолетний, мы заключили договор, и он работает. К нему стали приходить его друзья-знакомые. То есть они все-таки пускают корни. Им здесь нравится, поскольку мы им на мозг не давим, не объясняем, как нужно жить, но ими занимаемся. А это, мне кажется, важно человеку любого возраста.
- Тут нужно соблюдать хитрый баланс: с одной стороны, мной надо заниматься, но заниматься так, чтобы я не чувствовала, что вы оказываете на меня давление.
- Да, это очень важный момент. Допустим, стоит кикер.
- Что это?
- Напольный футбол – большой, профессиональный. И время от времени наши сотрудники устраивают для ребят соревнования. Важно, что все сотрудники примерно того же возраста, что и приходящая молодежь. Самому старшему (это психолог) 27 лет, а остальным по 23-24 года. Но такой работой и должны заниматься молодые люди. Я время от времени прихожу посидеть, чаю попить. И ухожу, понимая, что не я здесь солистка. И с этим тоже надо смириться.
- А психолог зачем? К ней можно подойти и обсудить свои проблемы или чтоб разрешать конфликты?
- Наша святая обязанность – обеспечить безопасное пространство, в этом смысле она большая молодец.
- Безопасное для всех?
- Для ребят. Безопасное эмоционально, психологически. И если чувствуется, что назревает конфликт интересов, этот человек должен быть способен быстро его разрулить. Дать разные задания, отвлечь игрой, предложить выпить кофе. В Дании я была удивлена: в очень неблагополучном районе есть молодежный бар, а в нем муниципальный социальный работник пьет чай с утра до вечера. Он там сидит, чтобы контролировать ситуацию, а если увидит, что кто-то нуждается, кому-то плохо или есть возможность начать диалог, сразу включается. Поэтому социальные работники в Европе сильно отличаются от наших социальных работников, и, как художники или музыканты, они всегда заметны в толпе. Социальный работник – он как контактная линза: всегда доброжелательный, всегда готов пойти на контакт, спросить, что случилось, пожалеть. Это не сумасшедшие, а предельно открытые для взаимодействия люди. И мне бы очень хотелось, чтобы у нас появились такие соцработники. Хотя в "Репе" работают замечательные ребята. Я считаю, что это наша гордость.
- Чтобы воспитать таких социальных работников, их необходимо учить по специальной программе. И учить не один год вместе с получением высшего образования. Принципиально иному отношению к жизни и к людям нельзя обучить за 2-3 месяца курсов повышения квалификации. Вы сказали, что в Дании это кафе находится в неблагополучном районе кафе. А "Репа" в благополучном районе?
- В принципе, да. Васильевский остров, улица Репина.
- И жители не протестуют против такого заведения по соседству?
- Нет-нет! Знаете, когда мы открывали Центр реабилитации на Васильевском острове во дворе, там жителей буквально разрывало: здесь будут уголовники, здесь будет ужас. А тут все радуются: у нас хороший красивый двор, у нас кофейня, все в цветах. К нам во двор приходят люди фотографироваться. Проблем от нас нет, сплошные плюсы: от камер во дворе и повышенной безопасности до того, насколько все благоукрашено и приятно. Ребята у нас вежливые, все здороваются. Помню, пришли инспекторы полиции, увидели своих подопечных, которые на реабилитации находились месяца 2-3, и спрашивают: чем вы их опоили? А у нас звучит классическая музыка, молодые люди играют в шахматы, предлагают приходящим выпить чаю.
- Мы с вами ведем легкую светскую беседу, вы рассказываете, как у вас все замечательно устроено, но я-то понимаю, что работа с подростками – это минное поле.
- Да.
- И сегодня они пришли улыбаются и пьют чай, а завтра (или через секунду) все изменилось. И не потому, что они плохие, просто их рвет на части. Тем не менее, у вас нет планов сделать ваше антикафе ежедневным и чтобы оно работало с утра и до вечера?
- Хотелось бы, конечно. Очень хотелось бы. Но поскольку мы это делаем на территории "Анна помогает", мы зависим и от их планов тоже. Я за то, чтобы таких точек было несколько и в разных районах, потому что подростки географически привязываются к какому-то месту...
- И не только. Питер – город немаленький. И чтобы добраться в ваше кафе, многим нужно больше часа. И час обратно. А если на улице минус 20? Будем честными: один раз я, может быть, приеду, но вообще 10 раз подумаю, ехать куда-то или сидеть в своем личном подъезде.
- Соглашусь. Мы понимаем, что это первый опыт, первая ласточка. А дальше будем пытаться делать сеть. И вылавливать в эти сети ребят... У нас в Петербурге есть сетевой ресторан быстрого питания и там будто медом намазано для прогуливающих школу подростков. Это их точки сбора. Они берут один чайник чая на 10 человек сидят целый день, тем более, что там бесплатный вай-фай. Памятуя историю с Данией, я хотела сделать с ними совместный проект, и мы пытались выйти с ними на связь, чтобы предложить руководству давать информацию о нашем проекте, чтобы ребят привлечь. Очень важно, чтобы информация шла не от родителей, не от полиции, не из школы. Чтобы они пришли в свое тусовочное место, а там, бац – флаер на бесплатный кофе, на бесплатный круассан. И написано, что тебя ждут в "Репе".
Пока они мне не ответили. Надеюсь, что получится.
