25 мая в России стартовала программа возврата части стоимости путевок в детские лагеря отдыха. Кешбэк в 50% за детский отдых можно будет вернуть до 15 октября. По условиям акции сумма возмещения (до 20 тысяч рублей) будет родителям автоматически переведена на карту "Мир".
Инициатива президента оказалась более чем востребована. Лишь за первые три дня действия программы родители купили 21 тысячу путевок на сумму в 700 миллионов рублей.
Где провести летний отпуск, сейчас задумались и миллионы взрослых россиян. "Вести недели" продолжают знакомить наших телезрителей с интересными местами в России, которые стоит посетить. На очереди – Дагестан. Удивительное место!
Под его ногами – бездна, а ураганный ветер, кажется, способен разорвать даже прочную ленту, по которой он гуляет над пропастью – с редкими перерывами на привал.
Их дороги уже ступни. А ноша – искусство, хранимое поколениями. Пехлеваны дагестанских гор, канатоходцы, чьи имена когда-то гремели на весь Советский Союз.
Крохотный аул Цовкра Дагестану дал больше заслуженных артистов Союза и России, чем сегодня учеников в его школе встречает последний звонок. Еще шестеро – к сотням тех, кто отсюда отправились в свой жизненный путь по канату.
Здесь вместо уроков физкультуры в расписании занятий – небесная акробатика. Уже сто лет старейшая школа пехлеванов ставит на канаты тех, кто по земле-то ходить научился не слишком давно.
Когда-то в этих горах без такого искусства и делать было нечего. Какие тропы и дороги, когда от одного края ущелья до другого только по канату. Разве что для баланса тогда вместо шеста держали пару камней в руках.
Плавно, как слова на мелодию, они складывают нити в замысловатые узоры. Движения их пальцев взглядом почти неуловимы. Тысячи узелков в час. Сотня – в минуту. Так месяцы, а иногда годы уходят на то, чтобы создать это дагестанское чудо – табасаранский ковер.
В России только Дагестан сумел сохранить ручное ковроткачество. То традиционное, где нити буквально сбивают в одно полотно так, что ковру этому служить веками. Где мамы дочерей за станки сажают с детства, чтобы пальцы научились обращаться с пряжей виртуозно, как музыкант со струнами. Здесь сберегли то, что почти все другие потеряли, – цвет.
Их ковры красит сама природа в оттенки, которые химики до сих пор не смогли повторить. Одна лишь дагестанская марена, за корнями которой европейцы гонялись и 200 лет назад, "рисует" на полотне полтора десятка вариантов красного.
Оно рождается в клубах пара кипящего сока марены, ореха или барбариса. Неповторимое сияние нитей, которое с ковром останется навсегда. Красить шерсть таким способом – все равно что час сидеть одетым в бане, но результат стоит труда. Цвет нити уже не поменяют ни через пятьдесят, ни через 300 лет.
Ковровые базары Дербента вновь, как и четверть века назад, раскрашивают узорами всех цветов его серую мостовую, напоминая ей о временах, когда богачами здесь становились за несколько торговых дней.
"В 90-е здесь можно было пять ковров продать и на эти деньги квартиру однокомнатную купить в Дербенте", – вспоминает Валид Сефербеков, торговец коврами.
Ковровые базары в Дербенте появились еще в 60-е, когда здесь построили первую ткацкую фабрику. Чтобы занять место, продавцам нужно было приезжать сюда в 3 часа ночи. Тогда им еще разрешали развешивать продукцию на крепостной стене, и в базарный день она превращалась один сплошной разноцветный ковер.
Древнейший город России Дербент. Стены его крепости Нарын-Кала хранят сотни историй и еще больше легенд, одну из которых расскажут непременно. Про Петра, кирку и окно в стене, которое император якобы буквально и вручную прорубил в Азию. Доподлинно известно, что именно он повелел сделать эти земли одним из центров российского виноделия, расцвет которого пришелся уже на советские времена, когда только под Дербентом появились 14 винсовхозов. История здесь закупорена в столетних дубовых бочках, где только и положено беречь богатство цвета янтаря.
Эти коньячные спирты помнят перестройку, застой и даже оттепель. Это партия 1967 года. Нигде в мире больше нет хранилища, в котором бы сумели собрать в одном месте сразу 11 тысяч бочек будущего коньяка. С ним тут, как с человеком, который даже намека на грубость не терпит. Уважительно и трепетно. А порой и нежно.
Дагестанский коньяк – легенда. С заводов в Кизляре и Дербенте начиналась его российская биография, в которой и операция спасения 1943-го , когда в Армению и Грузию отправили генофонд – коньячные спирты, и то, что только им удалось в 90-е: не разорвать цепочку полного цикла – от лозы до этикетки .
Даже капля воды не имеет права попасть в бутылку, поэтому их здесь моют коньяком. Затратная технология. Только на ополаскивание в день завод тратит больше сотни литров продукта. Ради выдержки с его потерями приходится мириться. Даже когда он просто улетучивается сквозь древесные поры кавказского дуба.
Воздухом моря пропитана эта земля, где следы Петра Великого повсюду. И 300 лет назад он понимал, как важен для России Каспийский берег. А для Каспия – флот.
Каспийская флотилия. Три века без одного года она здесь. И смысл ее пребывания в этом море вряд ли сильно изменился с того дня, как экспедиция Петра стала лагерем на берегу. Безопасность наших вод на Каспии – ее забота и сейчас. Но уже 6 лет как не единственная. У нее нет больших десантных кораблей, но зато есть свой "Калибр".
Знаменитой на всю планету флотилия стала осенью 2015-го, когда ракеты, пущенные с акватории Каспия, пролетев полторы тысячи километров, поразили цели на территории Сирии. На крышках пусковой установки "Калибр" – цифры, обозначающие количество боевых выстрелов. Их немного. В основном единицы и лишь две двойки. Но те залпы тогда взорвали не только базы ИГИЛ (запрещена в РФ), но и все мировое информационное пространство.
Уважение к оружию здесь безмерно. И если сделано в Дагестане, то узнаваемо в любом уголке мира. Уникальную прочность и остроту кизлярских ножей уже умеют не терять и на конвейере. Оружейному делу служат заводы и целые села мастеров. Как и века назад, они по-прежнему куют славу своего ремесла, словно кистью, молотом рисуя узоры дамасской стали.
"Дамасская сталь неповторима, уникальна. Это, как отпечаток пальца. Даже если кузнец захочет, он не сможет никогда сделать один в один", – говорят мастера.
Неповторимость здесь в каждом изгибе клинка и горной реки, ущелье и орнаменте. Дагестан, как ковры его мастеров, разноцветен и пестр. Но даже в этом сплетении нитей он сумел отыскать главную. Для себя и своей музыки.
"И колыбельные песни, которые поет мать, и бравые, и свадебные песни, они все ритмичны. Дагестан – это страна ритма", – отметил Мурад Кажлаев, народный артист СССР, композитор, директор Республиканской школы искусств М. Кажлаева.
Мурад Кажлаев – достояние республики. Композитор, музыка которого классикой стала еще полвека назад. Он многогранен, как сам Дагестан. Его творчество – уникальное смешение стилей: от джаза и эстрадных ансамблей 50-х до первого дагестанского балета.
А несколько последних лет он суткам пропадает в школе, которая является воплощением мечты. И в 90 он не отдает никому право лично отбирать сюда одаренных детей, отыскивая среди сотен претендентов будущие жемчужины музыки.
На этой земле, где столько музыки, кажется, не могла не родиться возможно самая пронзительная песня-эпитафия. Она подняла в небо сотни каменных журавлей по всей России. Но первых – здесь. Белых, как в гамзатовских строчках, которые мало кто слышал не в русском переводе. А великий поэт стихи великой песни писал на родном. В ее аварском исполнении другие и мелодия, и ритм, но то же движение души.
Вряд ли многие в Дагестане точно знают, сколько тут языков, если только основных 40. А телевидение вещает на 14. Две недели нужно, чтобы выйти в эфир на каждом официальном. На все дагестанские диалекты не хватило бы и года. В горах есть аулы, где число носителей диалекта не дотягивает и до сотни.
Квахидатлинцев куда больше. Тысячи полторы. Вероятно, потому, что не было нужды бросать родное село ради городов. Соленые родники у берега дают им работу уже полтысячи лет. Способ добычи этой соли уникален и прост. Солью минерального источника сначала пропитывают черный вулканический песок. Он высохнет под ветром и солнцем и станет фильтром, через который в деревянном ящике пропустят партию воды. И каплю за каплей соберут, чтобы литры концентрата потом перевести в килограммы соли.
А потом придет время огня. Дрова он "съедает" так быстро, что с окрестных лесов их приходится тащить к нему мешками. Пламя должно непрерывно держать печь раскаленной, пока не испарится все, кроме соли.
В жаре печи на железном корыте соль выпаривают минимум 4 часа. Вот она уже белой стала. Так соль в России не варят нигде. Да и мест таких нет.
Слухи о ней в Кванхидатли тянут покупателей из Сибири и с Дальнего Востока, из Штатов и Латинской Америки. Вроде бы где-то уже открыли косметический салон, мол, для кожи очень полезна. Так что эти места едва ли останутся без носителей языка. Соли в их роднике хватит и на следующие пять веков.
