Россия преодолела психологический барьер по числу ежедневных потерь от ковида. Мы ушли за тысячу. В субботу официально объявлено о потерях за последние сутки – 1002 человека. Если опираться на статистику, то все – непривитые.
В понедельник в Татарстане был объявлен республиканский траур. Приспущены флаги, отменены развлекательные мероприятия, изменены программы телепередач. Повод – гибель накануне 16 парашютистов при крушении небольшого самолета L-410.
А как быть, если у нас сейчас каждый день словно три аэробуса падают? А наших людей в массе своей это, выходит, устраивает? Если бы это была война, то мы бы, по крайней мере, воевали, давали врагу отпор во гневе, что он убивает нас. А сейчас большинство россиян – те, что до сих пор не удосужились привиться, – просто сдались на милость победителя. А милости от ковида ждать не приходится. Какая уж тут милость – более 1000 человек в день убитыми.
При этом непривитые обесценивают действия привитых, поскольку привитых минимум одним уколом у нас сейчас лишь 51 миллион. От взрослого населения это 45%. Ничто для создания популяционного иммунитета.
Регионы предпринимают меры по ужесточению антиковидного режима через введение QR-кодов для посещения общественных мест. На фоне безумных потерь – более тысячи человек в день – очевидно, что общественная дисциплина в условиях лютующей эпидемии должна укрепляться.
Рассчитывать лишь на сознательность, похоже, не приходится. Ради сохранения жизни. Иное выглядело бы глупо. И недемократично, поскольку противоречит идее сбережения народа. Разве не так?
Это психоз. Связаны ноги, обездвижены руки. Кислородная маска "вгрызается" в кожу. Сознание не принимает. Чужая жизнь в чужом теле. Будто кто-то в последний раз перевернул песочные часы.
Нормальный ритм работы мониторов. Когда пациентов много и вместо пяти аппаратов ИВЛ – 30, становится тревожно. По-настоящему страшно, когда аппарат замолкает. Сегодня в энгельсской больнице 6 мониторов перевели в режим тишины.
Под белым полотном больничной простыни – еще одна утраченная жизнь. Этой женщине было 59. Четыре дня в реанимации – и человека нет. Через два часа ее перегрузят в черный пакет. Кровать обработают. И примут нового пациента.
"Это тяжело. Вы чувствуете какую-то безысходность, беспомощность по отношению к пациенту. Воспринимать это, конечно, трудно, потому что и мои родственники уходили здесь", – рассказывает Родион Хамбеков, врач-реаниматолог ГКБ №2 Энгельса.
Караван смерти переходит из палаты в палату. И в каждой – одно и то же: безжизненные лица оловянного цвета, стонущие тела. Бесконечная цепь страданий, боли, страха, отчаяния, горя.
"Количество умирающих от ковида – это, наверное, "впечатляет". Если в первую волну в основном это были пенсионеры, сейчас стали встречаться люди в сорок с лишним лет, тридцать с лишним лет. По больнице если считать, в общей сложности смертность увеличилась приблизительно в полтора-два раза за счет ковидных больных", – говорит Алексей Алхимов, заведующий отделением патологической анатомии Саратовской областной больницы.
В морге областной больницы до ковида делали 50 вскрытий в месяц. Теперь – 170. На столе заведующего – стопки посмертных эпикризов. Причина смерти – сердечная недостаточность. Первопричина – вирусная инфекция, что запускает механизм разрушения.
"Мы сейчас пишем: ковид. Есть определенное количество случаев, когда больные, предположим, с тяжелой почечной патологией, мы можем ставить два основных заболевания – основную патологию и ковид. Но это сейчас очень редко, в основном все от ковида погибают. И даже те изменения, которые происходят у хронических больных, они больше под влиянием ковида, обостряются", – поясняет Алхимов.
Уничтоженные вирусом легкие – даже не красного, а черного цвета. Поражение достигает того уровня, когда кислород уже не поступает в кровь. Человек задыхается. И даже аппараты искусственной вентиляции работают вхолостую.
"Избыточная смертность за последние две недели в Саратовской области очень высокая, мы практически в первых рядах идем. Сейчас мы 55 тонн в день расходуем кислорода. В первую волну мы расходовали восемь или шесть тонн", – сказал Олег Костин, министр здравоохранения Саратовской области.
Ситуация в регионе критическая. Каждая четвертая больничная койка работает на ковид. И этого мало. В жертву инфекции приносят все новые отделения. Отнимают у плановой и экстренной помощи. Медики стоят у красной черты.
"Мы все время волны отгоняем друг от друга, чтобы не захлебнуться. Захлебываемся реально. Предел уже наступил. Мы перешагнули черту второй волны, которая была наиболее яркая, это декабрь и январь прошлого года. Теперь мы развернули почти 4 тысячи 700 коек на территории Саратовской области", – отметил Олег Костин.
Министр надевает защитный комбинезон – он каждую неделю ходит в "красную" зону. Четыре этажа 2-й городской больницы Энгельса забиты пациентами. В реанимации уже нет мест.
Это отделение было рассчитано на 9 крайне тяжелых пациентов. Сегодня – 30. И на следующей неделе добавят еще 10. Кровати есть, не хватает врачей. Сегодня нагрузка на каждого доктора вдвое превышает реально возможную.
Костин каждому пациенту задает вопрос про прививку. Никто не скажет "да". А ведь можно было привиться. В Саратовской области сегодня 350 тысяч доз вакцины лежат на складе. Выбрать не могут. Пока земля слухами полнится, до предела заполняются ковидные больницы.
"Те, кто врет о последствиях этой прививки, о ее действии, они наносят такой же вред, как терроризм, я считаю. Потому что тем самым они не дают возможности другим спастись. Когда говоришь, зачем вы это делаете, отвечают: мне баба Маша сказала. Ответственности – никакой. Это угроза жизни и здоровью. Нужно закон принимать быстрее, что те, кто это выкладывает, должны за свои слова отвечать", – уверен Олег Костин.
В балаковской гимназии – первый день учебы после карантина. Ученик – у доски, учитель – рядом. Когда такое было? За время пандемии они стали друг для друга виртуальными. Распадающимся изображением на черном экране.
На перемене учителей приглашают в процедурный кабинет – из поликлиники привезли вакцину от ковида. Оставив свой 4 "А", Светлана Каличева тоже идет на укол. "Долго решалась, потому что у меня сахарный диабет. Но вот вижу, что происходит в городе, в стране, и решила, что нужно делать прививку", – говорит учительница.
Город пяти комсомольских строек Балаково не стремится бить рекорды по вакцинации: вялотекущая прививочная кампания спотыкается о несокрушимое упрямство. На заводе химических удобрений директор сам подает пример. Он третий раз прививается. Не агитирует – призывает защитить себя и близких. 80% сотрудников, говоря языком бюрократии, уже сделали прививку. Это самый высокий показатель в Саратовской области. Коллективный иммунитет на примере одного завода – заслуга всего коллектива.
В администрации города уговоры работают плохо. Только каждый второй сотрудник мэрии вакцинирован.
В балаковской больнице ковидные койки уже закончились. Это в первую волну "450" казалось, запредельной цифрой. Сегодня – семьсот. Кардиологию пришлось сократить почти в три раза.
"Мы используем даже приставные койки, дополнительно разворачиваем кровати, поскольку поток больных действительно очень большой. В день иногда мы госпитализируем до семидесяти человек. Разворачиваем все, что у нас есть, все подсобные помещения. Мы используем кабинеты заведующих, старшей медицинской сестры. Иногда бывает такая ситуация, что кровати мы вынуждены ставить в коридор", – вздыхает Раиса Поликарпова, заведующая ковидным госпиталем Балаковской ГКБ.
Но врачи боятся не количества – пугает тяжесть заболевших. Реанимационный блок разросся до 44 коек. Это в восемь раз больше, чем было до ковида.
Их бледные лица отсвечивают масками смерти. Приглушенные голоса отзываются эхом боли. "Это очень страшно. Очень трудно дышать, невозможно повернуться, очень страшно", – рассказывает один из пациентов.
Молодость, запутавшаяся в паутине неверия и сомнений. У ковида нет возрастных ограничений. На износ работает техника – один аппарат КТ молотит без передышки.
В безумном графике работают врачи – сутки через сутки. На каждого доктора – три десятка пациентов.
"На сегодняшний день по городу дефицит врачебных кадров составляет порядка 200 человек. А у нас по больнице, если бы было еще плюс 50 человек врачей, мы бы работали не с такой перегрузкой. Можно же работать и получать удовольствие, а можно работать на износ, потом упасть, как та лошадь. Сейчас очень тяжело. Сейчас нагрузка большая", – признается Надежда Крючкова, главный врач Балаковской ГКБ.
Но еще тяжелее – морально. Каждый день теряют пациентов. Ковидный госпиталь превратился в фабрику смерти. Траурные кортежи заезжают на территорию больницы по 10 раз в день.
"Это настолько страшно, что не передать словами. Нельзя привыкнуть к смерти в таком количестве, нельзя ее воспринимать как нормальное явление, когда человек 10 дней назад был здоров и вдруг он исчезает. Это стресс. Когда 20-летний, это не то что страх, это сердце в пятки уходит. Ему жить да жить". – говорит Раиса Поликарпова.
Число умерших от ковида в России превысило двести тысяч человек. Каждый месяц страна теряет по небольшому провинциальному городу. Высокая летальность отражает истинное количество тяжелых больных: оно – запредельное.
"Летальность от ковида в реанимациях очень высокая – больше, чем 50%. Не исключено, что это связано с недодиагностикой. Больной лечится без диагноза, например, дома. Не приезжают врачи, может быть, не берут пациента. Не всегда есть места в ковидных больницах. Человек может дома ждать скорую помощь два-три, а болезнь прогрессирует, и пациент уже госпитализируется уже в состоянии, которое не поддается лечению. Это один из факторов, который приводит к высокой летальности", – подчеркнул Владимир Багин, заведующий отделением реанимации ГКБ 40 Екатеринбурга.
Один фельдшер на три села. Она пешком к пациентам ходит. У Луизы Кубиевой служебного транспорта нет. Пандемия коронавируса для нее – это испытание страхом.
На весь Ровненский район – это пять сел, сплетенных разбитой дорогой, – одна бригада скорой помощи. Когда в сутки 25 вызовов, ждать фельдшера приходится часами. От коронавируса только в Первомайском скончались 4 человека. Список на вакцинацию расширялся.
"80% болеют в легкой или бессимптомной форме. 15 – среднетяжелых, 5 – в тяжелой. Примерно 2 человека из 100 заболевших умрут. С одной стороны, это вроде мало, а с другой – из каждой сотни двое умрут", – сказал Сергей Царенко, заместитель главного врача по анестезиологии и реаниматологии ГКБ №52 города Москвы.
За сухими цифрами статистики оживают людские души. 4 октября Елизавета Моисеевна Ерина весь день писала сообщения скульптору Садовскому, а он молчал. Даже обиделась сначала. Ерина не знала, что ее друга, о котором столько статей написала, уже нет в живых.
Это Садовский создал памятник быку-солевозу, откуда начинался великий соляной путь Покровской слободы. Теперь это визитная карточка Энгельса. Последняя работа – Пушкин. Необычный. В движении. Такого он нигде не видел. В феврале, оттачивая бакенбарды, он уже думал над новой композицией.
"Памятный монумент жертвам ковида. Там нет главного героя. Там главные герои – жертвы, кто ушел от нас из-за этой болезни", – говорит скульптор.
Монумент жертвам ковида Садовский уже не создаст. 4 октября его похоронили на кладбище Энгельса. Он тоже стал жертвой коронавирусной инфекции. У каждой смерти есть лицо. Его можно воскресить в своей памяти, когда решаешь, привиться или нет.
Эту женщину мы встретили случайно на воскресном базаре в Саратове. Сколько людей она отговорила от прививки, у скольких отобрала шанс выжить, поощряя и усугубляя волну недоверия? Такие "медики" продлевают время плача.
"Если у меня нет претензий к больным, у меня есть претензии к моим коллегам, которые тоже не дают себе повода погрузиться в проблему. Пациент обращается к врачу: как вы думаете по поводу вакцинации? А он ничего не думает. Он говорит: я не знаю, наверное, не надо, я бы не стал. Почему бы ты не стал? Ты вообще в этом не разбираешься даже и не пытался разобраться, хотя, имея медицинское образование, разобраться можно. Позиция врачебного сообщества, как оказалось, странная. При этом геройстве, которое мы совершали в начале пандемии, такая вялая, пассивная позиция по отношению к вакцинации сыграла нехорошую роль с точки зрения населения", – считает Сергей Царенко.
Окна реанимации заклеены фольгой. Солнечный свет сюда почти не проникает. У большинства пациентов не осталось ничего, кроме надежды: они выживут и будут здоровы. Но они уходят вслед за опавшей листвой.
