Дань памяти жертв холокоста отдают 27 января во всем мире. Траурные церемонии проходят и в Германии. Там возложили венки к мемориалу в Бухенвальде, а парламент страны посвятил этой дате специальное заседание. В бундестаг пригласили бывшую узницу концлагерей. Почему такие встречи не мешают немецким политикам закрывать глаза на разгул неонацизма в Прибалтике и на Украине?
На улицах Берлина можно встретить латунные таблички, вмонтированные в тротуары. На них – имена людей и годы их жизни. Так отмечаются адреса, по которым когда-то жили евреи. О том, что с ними стало, свидетельствуют другие имена: Аушвиц, Дахау, Треблинка. Эти таблички, проект немецкого художника Гюнтера Демнига, называются Stolpersteine – "камень преткновения". Идея в том, что человек здесь задержится и склонит голову.
Нынешнее мероприятие в бундестаге – это тоже в некотором смысле Stolperstein, момент, чтобы остановиться и вспомнить. Депутаты слушают Инге Ауэрбахер, гражданку США, чешскую еврейку, которая в детстве прошла через концлагерь Терезиенштадт.
Она вошла в зал в полной тишине в сопровождении канцлера Шольца, поддерживаемая с одной стороны спикером израильского парламента Леви, а с другой – президентом Германии Штайнмайером. Госпожа Ауэрбахер уехала в Штаты после войны – 75 лет назад, но немецкий не забыла.
"Депортации начались в конце 1941 года. Все мужчины из моего родного поселка Киппенхайм, включая моего дедушку, были депортированы. 22 августа 1942 года я и мои родители были отправлены в концентрационный лагерь. Мне было всего 7 лет, я была самой младшей. Жизнь в Терезиенштадте была особенно ужасающей. Оттуда не было выхода – только газовые камеры в лагере Освенцим. Либо смерть от голода, болезни или самоубийство", – рассказывает немецким депутатам Инге Ауэрбахер.
Из Терезиентштадта нацисты сделали ширму – образцовое гетто, чтобы снимать кино про то, как весело живут евреи в Рейхе, и возить инспекции Красного Креста – один раз его представители действительно там побывали, для галочки. Заключенным было велено молчать и улыбаться – они-то точно знали, что за магазинами, библиотеками, футбольными матчами и даже детским театром скрывалась железнодорожная колея, ведущая к газовым камерам Освенцима. Три года в этом аду, на воде и гнилых яблоках. Берлин уже был взят, а они не знали.
"8 мая 1945 года Красная армия наконец-то освободила нас от этих страданий", – продолжает свой рассказ Инге Ауэрбахер.
Освободили Терезиентштадт войска Рыбалко. Два года назад госпожа Ауэрбахер была в России – на Новодевичьем кладбище обняла статую маршала, за свою долгую жизнь, за безымянного солдата, который поделился с ней пайком.
Еще перед поездкой в Германию на крыльце своего дома в Нью-Йорке она рассказала нам о первой встрече с Красной армией.
"Я помню, когда русские зашли, одни из солдат через забор, я смотрела через забор, протянул мне кусок черного хлеба с толстым слоем масла. Это был первый кусок хорошего хлеба за долгое-долгое время", – вспоминает Инге Ауэрбахер.
Уже на протяжении 26 лет подряд бундестаг устраивает себе такие эмоциональные встряски. В этом смысле запомнился 2014-й, когда здесь выступил писатель-фронтовик Даниил Гранин. 27 января 1945-го освобожден Освенцим, годом ранее в этот день снята блокада Ленинграда, которую Гранин пережил в городе от начала до конца. Историю Холокоста немцы проходят в школе, но они мало что знают про ленинградские "900 дней и ночей". Зал сидел в оцепенении.
Голод, холод, болезни, смерть, которая все время рядом – у блокадников и узников нацистских лагерей очень много общего в воспоминаниях. И реакция на них одна: тогда и сегодня в этом зале все антифашисты, и всем искренне стыдно за то, что творили их отцы, деды и прадеды. Но уже завтра они переступят через свой Stolpersteine – начнется политика, и никто (никто, кроме немецких левых) не заметит эсэсовских маршей в Прибалтике или чествований нацистских коллаборантов на Украине. А Инге Ауэрбахер вернется в Нью-Йорк, правда, не сразу: большая семья, много родственников, друзей в Берлине – надо проведать. Их латунные таблички.
