10 февраля в России отмечается как День дипломатического работника. О роли России в поддержании международного мира в интервью телеканалу "Вести" рассказал постпред России при ООН Виталий Чуркин.
- Виталий Иванович, в профессиональный праздник принято подводить какие-то итоги и строить планы на будущее. С чего начался для вас это год, и какие задачи стоят в канун Дня дипломатического работника?
- Задачи у нас не праздничные. У нас, особенно в ООН, да и вообще у дипломатов. Мы фактически, как сталевары, не можем отойди от сталеплавильного нашего процесса, все время что-то происходит. Если говорить по большому счету, то задачи остаются те же – задачи максимально эффективного использования инструментария ООН для продвижения национальных интересов России, усиления роли и влияния России в ООН, чтобы оказывать воздействие на мировые процессы в соответствии с нашими представлениями о том, куда эти процессы, каким образом они должны развиваться.
А если говорить о начале года и тех непосредственных проблемах, которыми мы занимаемся, то начало года, особенно в Совете Безопасности, было очень бурным. Вы помните, что очень активные были дискуссии, связанные с кризисом в Газе и вокруг Газы. Была принята еще одна резолюция Совета Безопасности, которая, на мой взгляд, способствовала урегулированию там ситуации, хотя она остается хрупкой и продолжает требовать внимания, в том числе и Совета Безопасности ООН.
И в последние недели, и сейчас непосредственно нам приходится заниматься целым рядом кризисных ситуаций. Должен сказать, что в некоторых из них наметались некие позитивные подвижки. Например, что касается конфликтов в Африке, которыми СБ все время занимается. Неожиданное позитивное развитие произошло в Восточном Конго, в Сомали избран новый президент, и есть определенный прогресс в политическом процессе. Сейчас, в эти дни, мы обсуждаем активно положение е в Судане, в частности, положение в Южном Судане, где действует миротворческая операция. Для нас это особенно важный вопрос, потому что там работает, участвует в миротворческой операции, наша авиационная группа, наши вертолеты. То есть весь этот блок вопросов продолжает самым активным образом рассматриваться в Совете Безопасности ООН.
- Возвращаясь к главной теме конца прошлого года и начала этого года, к ближневосточному урегулированию. Все чаще сейчас международных посредников упрекают в том, что они допустили такое количество жертв и вообще всплеск насилия. Скажите, пожалуйста, почему дипломатия на этот раз не помогла, и является ли это провалом ООН?
- Ну, дипломатия не всегда помогает. Дипломатия помогает тогда, когда есть политическая воля и политическая возможность достижения результатов. К сожалению, обстановка на Ближнем Востоке остается разбалансированной, и как только замедляется политический процесс, что мы видели в том, что прошлый год закончился не так удачно, как рассчитывали, когда начинался аннаполисский процесс (в американском городе Аннаполисе в ноябре 2007 года прошла многосторонняя встреча по урегулированию палестино-израильского конфликта – Вести.Ru), это дает возможность силовых рецидивов. Вот такой силовой рецидив мы видели. К сожалению, действительно были принесены большие человеческие жертвы, мирное население Газы пострадало, и южного Израиля, поскольку шел ракетный обстрел территории Израиля со стороны ХАМАС. Это говорит о необходимости политических усилий. Вы знаете, что в повестке дня по-прежнему стоит созыв московской международной встречи по ближневосточному урегулированию. Мы рассчитываем на то, что и подготовка к этой встрече, и урегулирование позволит все же стабилизировать обстановку и вокруг Газы, и позволит продвинуться к достижению осязаемых результатов в ближневосточном урегулировании.
- Скажите, пожалуйста, как продвигается обсуждение вопроса о продлении миссии ООН в Грузии? Известно, что дипломатические отношения между Грузией и Россией разорваны. А на уровне ООН продолжаются контакты с грузинскими дипломатами? Вы готовы обсуждать с ними вопросы за одним столом?
- Сейчас у нас контактов нет с грузинами здесь в ООН, хотя если у них возникнет в этом потребность, мы от них убегать не будем. Мы в принципе готовы к таким контактам. Но ни отсутствие контактов наших здесь, ни отсутствие дипломатических отношений никак не сказывается на обсуждении возможного продления мандата наблюдателей ООН в зоне грузино-абхазского конфликта. Поскольку традиционно сама работа, скажем, над резолюцией, над мандатом велась в так называемой группе друзей. Это группа заинтересованных стран-членов и не членов Совета Безопасности. Так получилось, что эту "группу друзей" неформально возглавляет Германия, и в "группе друзей" появляется тот или иной проект резолюции, который потом обсуждается. И уже сами члены "группы друзей" имеют определенные неформальные контакты непосредственно с заинтересованными сторонами и секретариатом ООН, и вот в процессе этой, так сказать, совместной работы и возникает тот продукт, который в конечном итоге в форме резолюции принимается Советом Безопасности. Ну, разумеется, у нас есть контакты с нашими абхазскими коллегами, и ООН или посредник, скажем, Европейского Союза также активно контактирует с абхазами. Может быть, даже в эти дни они и спецпредставитель генерального секретаря, бельгийский дипломат Вербеке и представитель Европейского Союза, господин Морель, находятся в Сухуми и ведут соответствующее обсуждение. Так что в данном случае вот это вот отсутствие нашего диалога с Грузией не оказывает какого-либо негативного воздействия на обсуждение перспектив продолжения ооновского присутствия как в Абхазии, так и в Грузии.
- И все же каков ваш прогноз – мандат будет продлен, и не изменит ли миссия свое название?
- Ну, во-первых, мы считаем, что миссия уже изменила свое название, поскольку даже в той резолюции, которая была принята СБ в октябре прошлого года, в тексте резолюции она просто называется миссия ООН. То есть мы просто называем ее миссией ООН. Конечно, у нас есть предложение по, может быть, другому названию, которое четче бы отражало бы изменившиеся реалии в отношениях между Грузией и Абхазией. Но посмотрим, чем закончится наше обсуждение. В принципе мы рассчитываем, надеемся на то, что удастся продлить присутствие ООН вдоль грузино-абхазской границы. В принципе, у наших абхазских коллег всегда было положительное отношение к ооновскому присутствию. Они продолжают считать, как я понимаю, что оно может быть полезным. Но, разумеется, и у нас, и у них есть некоторые критерии, которые мы применяем к работе над резолюцией. Мы надеемся, что эти критерии будут удовлетворены, что текст этой резолюции удовлетворит абхазскую сторону. И в этом случае миссия ООН сможет продолжить там свою работу. Так что именно в этом направлении мы сейчас прикладываем свои усилия.
- Возвращаясь к миротворчеству. Понятно, что это – одна из главных задач ООН. В одном из своих выступлений в СБ вы сказали, что Россия должна активизировать миротворческую деятельность. Какие миротворческие операции вы имели в виду?
- Во-первых, Россия довольно активно участвует в миротворчестве. Мы присутствуем в той или иной форме в 13 из 18 существующих ныне миротворческих операций ООН. Но участие в миротворческих операциях существует в трех основных формах – это гражданские полицейские (это у нас по линии МВД), это военные наблюдатели и собственно военный контингент. В том, что касается гражданских полицейский и военных наблюдателей, Россия довольно широко представлена. Мы занимаем, по-моему, третье место среди членов ООН по представленности. В том, что касается военных контингентов, мы находимся в пятом десятке.
Единственный наш военный контингент – это очень хорошо работающие на юге Судана наши вертолетные группы, четыре вертолета и более 120 военнослужащих, которые обслуживают эту вертолетную технику. Сейчас происходит развертывание еще одной вертолетной группы в Чаде, в ооновской операции, и там же будет развернута наша инженерная рота и, возможно, полевой госпиталь. То есть это будет существенное приращение именно нашего военного участия в миротворческой операции.
Но мне кажется, что у нас здесь есть очень серьезные большие перспективы и большие возможности. Это долгосрочные задачи, это не тот вопрос, который можно решить сегодня или завтра, но Россия могла бы существенно нарастить, мне кажется, и более активно, в том числе и своим участием, своим военным компонентом.
Почему я это говорю? Потому что к России, скажем, если смотреть на африканский континент, нет никакого предубеждения, а наоборот, есть очень положительное, уважительное отношение. В частности, исходя из истории наших взаимоотношений. В общем-то, мне даже иногда несколько удивительно, насколько свежи в умах африканских деятелей, африканцев, воспоминания, скажем, о роли, которую сыграл Советский Союз в их освобождении от колониального ига. Они об этом говорят так, как будто это произошло вчера. Ну не говоря уже о тех программах сотрудничества, которые существовали на протяжении многих десятилетий. То есть, скажем, если натовские страны, которые, может быть, и хотели поучаствовать в ооновском миротворчестве, иногда сталкиваются с неким политическим предубеждением (их просто не хотят пускать, предположим, в некоторые африканские страны, потому что опасаются, что у них какие-то задние, так сказать, политические мысли), то к нам относятся без всякого предубеждения, а наоборот, очень положительно. И вот мне кажется, что сочетание того, что мы мощная военная держава и к нам такое положительное отношение, причем не только в Африке (можно было бы и в более широком географическом контексте говорить об этом), это для нас очень серьезный резерв, о котором надо думать, и который в перспективе мог бы очень значительно прирастить наш вес в ООН и наш вес в мировой политике.
- Поделитесь, пожалуйста, впечатлениями о личной встрече с новым постпредом США при ООН Сьюзен Райс. Можно ли рассчитывать на более плодотворное сотрудничество между США и Россией на базе ООН?
- Очень хороший контакт, мне кажется, наладился у меня с новым постпредом США в ООН. Конечно, и в ООН, я думаю, у нас есть возможности лучше сотрудничать, как и в целом с администрацией Обамы. Так что я с определенным оптимизмом на это смотрю. Но, естественно, надо будет на практике почувствовать, как будет развиваться наш диалог, в том числе и в стенах ООН.
- Среди выпускников МГИМО и сотрудников МИДа считается, что работа в постпредстве ООН в Нью-Йорка – одна из самых тяжелых и, в общем-то, желающих работать здесь не много. Так ли это, и почему сложилось такое мнение?
- Тяжелая работа – это не предубеждение, это факт. Потому что у наших дипломатов, скажем, 12-часовой рабочий день. Это, скорее, правило, чем исключение. Не говоря уже о периодических ночных бдениях, очень длинных и сложных заседаниях, дебатах и так далее, которые порой ведутся по целому ряду направлений. Но я не вполне согласен с тем, что люди не хотят работать. У нас недостатка кадров нет. У нас нет вакансий. Я знаю, что в некоторых посольствах такие случаи бывают. Наши вакансии все заполняются, причем заполняются очень сильными людьми, у которых есть возможность выбора. Это, собственно, и объясняет то, что у нас очень сильный профессиональный коллектив. Так что желающие поработать на благо родины еще имеются, я вас могу заверить.
- Как в Нью-Йорке отметят день дипломатического работника?
- Вообще день дипломата, как известно, – это довольно новый наш профессиональный праздник. Ему всего несколько лет. Здесь в Нью-Йорке у нас сложилась традиция: мы проводим прием, но профильный. Мы этот день посвящаем нашему общению с российскими сотрудниками секретариата ООН. Вы знаете, что это люди, которые не подчиняются представительству, они работают на ООН, а не на Российскую Федерацию. Но, разумеется, они от этого не перестают быть россиянами. Мы не перестаем с ними поддерживать дружеское общение. Поэтому мы используем этот день для того, чтобы еще раз подчеркнуть наше профессиональное братство, хотя мы работаем в несколько разных плоскостях. Мы – непосредственно на интересы России, а они – опосредовано: через свою честную службу на Организацию Объединенных Наций.
- Спасибо, что уделили нам время.
